красовался кожаный ремень, что любезно удерживал тяжеленные с виду брюки. И весь этот образ удачно дополнил недавно купленный голубой ободок.
Катерина, с малых лет одеваясь со вкусом, привыкла выглядеть празднично в любой день. Она вошла в зал, и при его свете люстры распущенные локоны девушки отлили чистой бронзой.
Тишина сохранялась до тех пор, пока не стала причинять домочадцам неловкость. Тогда Генри поднялся, чуть более резко, чем намеревался, и голосом диктора отчеканил:
– Дамы, вы выглядите великолепно.
– Генри, это так мило с Вашей стороны, – расцвела от комплимента Элеонора. – Дорогой, еще секунда твоего молчания, и у меня появится новый кавалер, – она шутливо обратилась к супругу.
– Что ж, от этого ни от кого из нас не убудет, – и хотя излюбленная манера общения мистера Рудковски также была полушуточной, его злые издевки не вызывали у собеседников смеха. Больше того, они вынуждали смущаться.
Элеонора в растерянности опустила глаза и, будто вспомнив про это только сейчас, вскрикнула:
– Боже мой, осталось пару минут, что мы ждем?! – большая стрелка часов находилась двумя градусами правее одиннадцати.
Все семейство, включая Генри, принялось оккупировать стол, нарочно доставленный в залу. Мистер Рудковски занял привычное место во главе, еще раз доказывая об известном лишь ему превосходстве. Элеонора села по его левую руку, ближе к двери, что объяснялось частым метанием в кухню из-за «принеси-подай».
Ритуалы рассаживаний позабавили Генри: на торжествах, имеющих место в его мегаполисе, эти традиции не соблюдались. Потому парень пребывал сейчас в неких сомнениях – где сесть ему? В конце концов, он решил упасть за стол по принципу «где придется».
Как выяснилось пару мгновений спустя, «где пришлось» находилось прямо напротив главы семейства. Такое положение явно подразумевало под собой последующее ведение дебатов, вступать в которые с человеком, подобному Джозефу, у парня не было никакого желания.
Еще больше смущения возникло в глазах Генри, когда, услышав удары курантов, три дамы принялись что-то судорожно писать на салфетках. После чего они подожгли свои письма и вместо того, чтобы выбросить пепел сгоревших предметов, сыпанули труху прямиком в бокалы.
Позже, заметив его ошарашенный взгляд, Элеонора с радостью объяснила: записывать сокровенные желания на салфетках, а затем пить пепел, оставшийся после сгорания, – это любимая всеми традиция, аккомпанемент приходящего года.
– Довольно занятно, – заключил Генри и метафорично добавил: – Выходит, традиция все-таки поклонение пеплу2.
Катерина швырнула на юношу заинтересованный взгляд, но, заметив встречный с его стороны, тут же отвела свой, демонстрируя увлеченность картинками на экране.
Тем временем Элеонора занялась тем, что издавна нарекли ритуалом: сперва женщина должна была разложить еду на тарелки всего семейства, словно никто из них не имел ни рук, ни умения справиться со