тайны.
Миссис Голдман приблизилась к Катерине и, поколебавшись, будто прося дозволения, взяла ее за руки.
– Пойдем, – ласково произнесла женщина и усадила Рудковски на старый диван. На нем, крепко обняв трясущееся тело, словно боясь, как бы то не выскочило само из себя, Алисия дала возможность ей вволю выплакаться. Она не прерывала девушку и не торопила: терпение, в отличие от семейства Рудковски, у Голдманов текло в крови.
Когда минут через двадцать, нарушая царящее в комнате кладбищенское молчание, дверь отворилась, женщины вздрогнули. Генри, джентльмен, пропустил Найду вперед, а затем вошел сам.
Он не сразу заметил присутствующих, но, сделав это, почувствовал: молния поразила его изнутри. На мозолящем глаз ярко-алом диване лежала Рудковски, вместо пледа укрытая утешениями его матери.
Генри разом испытал ужас – события принимали дурной оборот; облегчение – он полагал, что мать выдала его тайну, а значит, ему не придется отныне пить отравляющий яд безмолвия; вину – парень не имел права затягивать с тайной; и, наконец, чуждую ему жалость – Катерина меньше всех заслужила страдания, которые он преподнес ей еще один раз.
Завидев Генри, Алисия послала ему взгляд, означающий: «Я тебе говорила». Впрочем, тот являлся не раздраженным укором, но горестным сожалением. Рудковски же, хоть и не сразу, но степенно поднялась, расправила плечи, стряхнув с себя изнуряющие переживания, и, не поднимая глаз и не произнося слов, отправилась к выходу. Сил узнавать что-либо не осталось.
Путь однако был прегражден. В тесных помещениях невозможно не натолкнуться на что-то знакомое, а потому, случись вам оказаться в одном из них, следует тотчас его покинуть. В противном случае не ровен час замкнуться на известном и потерять запал к приключениям.
Преграда же Катерины являлась одновременно и ее горечью, и отрадой, проклятьем и благословением – эти чувства вздымались в девушке от вида торчащей из мусорки их фотографии.
В груди ощущалось такое давление, что один только вдох или выдох мог привести к ожидаемому, но не желаемому взрыву. И хотя каждый из присутствующих уже давно выполз из детских пеленок, все они притворялись сейчас беззаботными ребятишками: мол, их не волнуют проблемы взрослых и совсем необязательно принимать жизненно важные решения.
– Я вас оставлю, – вмешалась в молчание Алисия. Катерина и Генри одернулись от резкого звука человеческого голоса. – Полагаю, вам есть что обсудить.
Миссис Голдман опять-таки, прикоснувшись к руке пораженного сына, многозначительно на него посмотрела. Генри послушно кивнул, и Катерина впервые возжелала, чтобы часы пошли вспять. Она даже шатнулась в сторону Алисии, мысленно умоляя ту остаться, словно ее присутствие ставило время на паузу.
Миссис Голдман позвала Найду, и пес, поскуливая, побрел за ней. Когда дверь закрылась, Генри понял: девушке все еще ничего не известно. Он не знал, несет этот факт ему радость или, напротив, нагоняет на него скорбь. Радость списывалась