трое детишек малых
В послевоенный голодный год.
Ах, мама Женя! Куда ж ты, мама?
Стал твоим домом мрачный погост
Давно забыты детские слёзы
И безысходный сиротский плачь,
Но боль утраты не утихает,
Что нанесла нам судьба-палач.
В другое время пошли б по миру,
Просили б корки в домах чужих,
Но возрождалась страна из пепла
И не оставила детей своих.
Родне своей мы были в тягость.
Разруха, голод. И двоих
Меня и старшего братишку
В детдом. Кормить ведь нечем и своих.
***
Детдом «Весёлые Терны»
Был переполнен вдвое, втрое…
Печальный урожай войны
С пожарищ собранных страною.
Ведь те ростки, что в нас таились
В нас тех голодных и худых,
Пройдут года и сами станут
Опорой всходов молодых.
Мы, с братом старшим, в разных группах
Он в третий класс, я во второй
И слёзы стыли на подушке
Голодной долгою зимой.
Скрипят солдатские кровати
На каждой четверо мальцов
В сердцах и в мыслях: «Мама, мама!»
Слова о подвигах отцов.
А мы ведь их почти не знали
Но верили, что подвиг был!
Ведь как фашисты удирали
Оставив множество могил.
Мы видели и толпы пленных
Бредущих хмурой чередой,
Нас в этом убеждали песни
Их дух, навеянный войной.
Из репродукторов салюты
Гремели в честь фронтовиков,
А грудь солдат переливалась
Блестящим звоном орденов.
Для нас война не прекратилась,
А зримей стала и страшней
И не от пуль, от истощения
Мы умирали и теперь.
За далью лет, десятилетий
То время видится иным,
Уж не таким кровоточащим
И не таким уж и страшным.
Как будто и не я в медпункте
Лежал с пробитой головой,
И умирал не от ушиба,
От голода, сыночек мой.
И не забыть тот страшный голод
Послевоенной той весны,
Он как бомбёжка был жестоким,
Был продолжением войны.
Он властвовал тогда над нами
Тиранил детские тела,
И только дружба и сплочённость
Нам силы выстоять дала.
Мы как умели, помогали
Ослабленным своим друзьям
И эту дружескую помощь
Ни с чем другим сравнить нельзя.
***
В медпункте я пробыл не долго
Нас не лечили. Чем лечить?
Там таяли как свечи дети
Нас не кормили. Чем кормить?
Мы проходили три порога.
За первым дух надежды жил,
Там ждали помощи от взрослых
Кто б напоил и накормил.
А за вторым – пустые койки
И я один без сил, без слов.
В безлюдном мраке, без надежды,
В последний путь почти готов.
В