и пыталась затаить дыхание. Но как я не терпела, мне пришлось сделать вздох и ничего неприятного не случилось. Я дышала, так же как и на поверхности, открыла глаза и тут же увидела перед собой смеющееся лицо русалки. Я крутанулась всем телом в воде, осматриваясь вокруг. В этом месте озеро было очень глубоким, свет сюда проникал слабо, и было сумрачно. Где то далеко вверху надо мной тускло, светилось пятно света. Вода была очень чистой и прозрачной, и я рассмотрела каменистое дно и много огромных красивых раковин, матово отсвечивающих от колышущихся вокруг них пучков длинных тонких водорослей. Гроздями выходили мелкие пузырьки воздуха из толщи дна. Мальки рыб сновали туда- сюда, иногда проплывали и большие блестящие рыбины, но толком рассмотреть я их не могла, двигались они быстро, а мое зрение было не совсем четким. Русалка махнула рукой, и водоросли обхватив мои ноги, стали закручиваться вокруг меня, мягко и надежно удерживая мое тело в воде, я постепенно расслабилась и согрелась. Русалка осмотрела все вокруг и видимо осталась довольна своей работой, помахала рукой перед моим лицом, и меня неудержимо потянуло в сон.
*** Любава
Любава, первые дни как Елена ушла к русалочьему озеру прислушивалась к каждому звуку с улицы. Ждала. Но время шло, а Елена все никак не возвращалась. Первые дни в доме Любавы было многолюдно и суетно. Жители деревушки заходили узнать да больше приглядывали за Любавой, жалели ее и переживали за Елену, все – таки она была всеобщей любимицей в деревушке. А Любава твердо знала, что ее дочь жива. Но видя непонимание в глазах окружающих замкнулась, ушла в себя и стала гнать всех из дома. Даже Питирим, заходивший к Любаве ежедневно, стал говорить о том, что бы Любава смирилась.
– Слезами горю не поможешь и ничего не изменишь, убивая себя. – Ты же знаешь, что если уж русалки не помогли, то хоть сняли ее боль, подарили смерть как сон. – А тебе жить дальше надо, Елена тебе точно смерти не хочет, и всегда за тебя переживала,– твоя жертва ей не нужна. – Так уж случилось и никто не виноват.
Любава отмахнулась и сказала твердо.
– Питирим, я не маленькая и жалеть меня не нужно. – Я живу и никому не жалуюсь. – А что я жду Елену, так это моя забота и никого не касается и не нужно ко мне ходить и успокаивать. – Со своими проблемами сама разберусь, и во что я верю это мое дело, помощи мне не надо.
Питирим не стал спорить, просто обнял Любаву и сказал.
– Ты права. – Мы кудахчем над тобой и переживаем, и этим видно и достали тебя уже до печенок. – Елена мне ведь тоже не чужая и это не только твое горе, кто ж знал, что все так сложится. – Но больше мы тебя беспокоить не будем, но и ты должна хоть через силу, но жить как прежде. – И заходить я буду к тебе так же часто, я ведь беспокоюсь о тебе, и люблю. – Обещаю не надоедать, и ты меня не гони. – Хорошо?
Любава молча махнула рукой. А когда Питирим ушел, сказала, обращаясь к Прошке.
– Ты тоже считаешь ее мертвой?
– Нет,– тут же отозвался Домовой. – Я чувствую ее живой,