совершенно не знал, куда именно бегу, где находится выход, и как долго придётся искать его. Тот, кто слышит просьбу… точнее, приказ идти, не оборачиваясь, хочет только одного: обернуться. Об этом написано во многих сказках, которые мне в детстве читала мама, а потом я сам – Лильке. Теперь я буквально на своей шкуре убедился в том, что это вовсе не выдумки ради красного словца: мне пришлось напрячься до дрожи во всём теле, чтобы побороть нестерпимое желание взглянуть снова напоследок хоть краем глаза на незнакомца и его дальнейшие действия. Для чего? Чтобы на месте того сомнительного типа с устрашающим взглядом оказалась обычная будка или стопка коробок? Может быть. Наверное, те сказочные герои из детства потому почти всегда и не могли удержаться и бросали последний запретный взгляд на то, от чего им нужно было бежать без оглядки: они надеялись увидеть вместо реального ужаса что-то другое – не такое пугающее и болезненное. Но, сделав это, они, наоборот, лишь ещё больше убеждались в неопровержимой реальности пережитого и увиденного ими кошмара. Я понял, что такое же разочарование ждало бы и меня, если бы я не сдержался и нарушил запрет незнакомца.
Хотя Насти тут уже давно не было, и я мог бы вообразить себе сейчас что угодно для самоуспокоения, но мне было ясно, что и насчёт неё обмануть себя уже никак не получится. Здесь была именно она, а не её призрак. Её присутствие я ощущал до сих пор – оно ещё не выветрилось отсюда. Я очень хорошо, до мельчайших подробностей, помнил, как Настин батник ярким салатовым пятном мелькнул между картонными башнями, как она плотно прильнула к незнакомцу, как я тогда подумал о них двоих чёрт знает что. У меня в голове за какой-то короткий миг вихрем пронеслась череда кадров, главными героями которых были Настя и чужак: они целовались, сжимали друг друга в объятиях, прогуливались по Настиным любимым местам, держась за руки. Когда я понял, что эта встреча носила совсем не романтический характер, я испытал облегчение, но ненадолго. Сейчас я вообще в глубине души даже хотел бы, чтобы подтвердилось то моё первое предположение, чтобы именно оно оказалось Настиной реальностью: тайные встречи и даже отношения с другим парнем. Я почему-то был уверен, что это наиболее безобидный вариант из всех возможных. И для Насти, и для меня. А с тем, что было на самом деле… неизвестным и потому особенно опасным и непредсказуемым – что мне с этим делать теперь? С тем пакетом, который Настя взяла из рук незнакомца, с его угрожающим содержимым, которое она скоро применит по назначению? «Но, может, там, внутри всё-таки что-то безопасное, пусть и запрещённое? Этот мутный тип ведь ни разу не произнёс названия того, что он отдал Насте», – внезапно осенило меня. Однако я всё-таки решил, что самое опасное в этой ситуации – думать, будто в пакете что-то безвредное. Я должен был срочно избавиться от вредоносных иллюзий, которые могли бы помешать мне действовать. Ведь я и так потерял слишком много времени, пока думал, как и все, что мы с Настей – «фантастически идеальная пара», а у неё – фантастически идеальная жизнь: без проблем, тревог и переживаний. Я мысленно признался себе, что мне