метательной машины и метнулся вперед, резко выбросив руку с клинком. Если бы не ловкость адмирала, то меч вонзился бы ему меж ребер. Но Ларин был не первый день на войне и угадал направление удара. Поэтому клинок лишь разрезал воздух в том месте, где он только что был. А сам адмирал, отпрыгнув в сторону, нанес мощный рубящий удар сверху. Его меч со звоном обрушился на медный шлем гоплита, спасший греку жизнь.
– Это ненадолго, – выдохнул Леха, нанося новый удар, который слегка оглушенный грек отразил уже щитом, – я тебе обещаю!
Силы были, на первый взгляд, неравны. Грек был опытным бойцом. И он поверил в то, что сможет быстро достать скифского военачальника. У гоплита имелся щит, а у Ларина нет. Поэтому он, после первых успехов, был вынужден отступить в пространство между баллистой и бортом. А гоплит, уже предвкушавший скорую смерть своего поединщика, устремился за ним.
Ларин же, зная свой корабль, использовал все «неровности» на палубе, чтобы заманить грека в ловушку. Ложным отступлением он заставил гоплита поверить в победу и сделать ошибку. Лишь отбивая удары, Леха подался еще назад и вскоре уткнулся спиной в ограждение борта, краем глаза заметив, что его соплеменники рубятся с греками на корме.
Обменявшись парой ударов, бойцы замерли на мгновение.
– Тебе конец, – заявил гоплит, слегка опуская клинок и переводя дух. Он взирал на Ларина со злобным блеском в глазах сквозь прорези своего шлема. А на щите Ларин разглядел, несмотря на темноту, выпуклое изображение Афины.
Крепчавший шторм раскачивал корабль, палуба и снасти которого нещадно скрипели. Правая нога Лехи уперлась в какую-то поваленную бочку. Рядом стояла плетеная корзина, в которой переносили каменные ядра. Но есть там что-то или она пустая, Леха пока не мог понять. Шум схватки на носу постепенно затихал, а здесь, у кормы, бой был в разгаре.
– Не торопись, парень, – ответил по-русски адмирал, – ты слишком размечтался.
Тогда грек в ярости рубанул его мечом. Ларин, прижатый к мокрому ограждению, на котором тщетно пытался нащупать спиной чей-нибудь забытый щит, едва отразил удар клинком. А затем толкнул бочку под ноги гоплиту. Тот оказался ловким. Услышав шум, он, словно обезьяна, подскочил вверх, но приземлился неудачно и все же задел ее одной ногой. При этом гоплит покачнулся, едва не растянувшись на палубе, и отскочил назад на несколько шагов, бешено озираясь по сторонам.
Этого Ларину было достаточно. Подхватив плетеную корзину, – а ядро там все-таки было, да еще не из самых легких, – Леха, словно заправский метатель ядра, швырнул ее прямо в грудь нетвердо стоявшему на ногах гоплиту. И промахнулся. Попал прямо в лицо. От неожиданного удара шлем слетел с его головы, а сам оглушенный боец, выронив щит и меч, распластался на палубе во весь рост, хотя мог бы и улететь за борт.
– Да я могу выступать у вас на олимпийских играх, – похвалил себя за меткость адмирал, едва выбравшийся из передряги, – взял бы все медали.
Впрочем, дело нужно было закончить. Враг