мурашки бежали по спине. Да и девушка-адептка, слушала покровителя без особого восторга, но покорно, не поднимая головы, обречённо кивая в знак согласия.
Тем временем усилия землекопов увенчались успехом: тяжёлый деревянный крест покачнулся, завалился на бок и упал бы, если бы его не подхватили. Вожак оглянулся на вскрик, подошёл к ним. Гробокопатели ему что-то объясняли, тыча в полуразрытый холмик, но тот нетерпеливо отмахивался, настаивая на своём. Впрочем, они особо не перечили и, согнувшись в три погибели, потащили неподъёмный крест волоком, укладывая его плашмя на расковырянной и притоптанной могиле. А главный распорядитель инициации вновь повернулся к своей «аудитории»:
– Стать тру-готом – великая честь! – патетически провозгласил он, обводя взглядом собравшихся, дабы убедиться, что все прониклись исключительностью момента. – Но рождение в новом качестве невозможно без умирания старого! Освободиться от прошлых понятий, предрассудков, отринуть навязанные жизненные привычки возможно только через их погребение!
– Они чё, хоронить кого с-с-собрались? – у Коляна с перепугу стал заплетаться язык, хотя праздновать труса парень не желал и во всю хорохорился, вот только спотыкающиеся слова его выдавали. – А г-где покойник? Или они щас на месте резню устроят?
Ответа соратников он не дождался, те замерли, уткнувшись носами в окна, как заколдованные, может, и не слышали его вопросов.
– Смерть моральная, – продолжал голосить оратор, – несравненно выше и почётнее для инициации! Уровень посвящённого сразу поднимается на несколько ступеней и делает его равным тем, кто стоял у истока сакрального знания!
– Что за хрень, – выдавил из себя Артём, у которого уже звенело в ушах от гипнотического бреда. А главарь, похоже, того и добивался: лишить зелёных юнцов способности самостоятельного анализа ситуации и заставить слепо выполнять навязанные инструкции. Запрограммировать можно что угодно, уж кто-кто, а дипломированный специалист по компьютерным технологиям это знал как дважды два. Работа у него такая. Он потёр рукой вдруг вспотевший лоб, и решил досмотреть спектакль. К чему клонит кладбищенский гуру, понять было невозможно, но дельце попахивало чем-то нехорошим. Чем? Фантазия повидавшего виды парня сдавалась, буксуя на ровном месте. Он поглядел на Стаську. Подруга молча уставилась на горлопана, стиснув зубы и так сдавив побелевшими пальцами подоконник, словно стремилась проткнуть его насквозь. На лице застыло выражение злости (к счастью!), а не страха.
Кажется, Артём что-то пропустил из витиеватой речи оратора, охмуряющего слушателей. Но ухватил главное:
– … лишиться девственности на могиле – акт высочайшего отречения от оков обывательского мира с его пошлыми представлениями о морали, – рука оратора крылом взлетела над головами внимающих слушателей, символически улетая в иные сферы. – Это шаг к рождению независимого сознания, не ограниченного надуманными запретами, банальными правилами. Это приобщение