этого мужчины получается ею управлять. Она словно послушная кукла делает все, что заблагорассудится ее хозяину. Неужели здравый смысл совсем оставил ее?
– Любимая, я тебя заждался, – обожгло ее ухо его горячее дыхание. И ее губы тут же растянулись в счастливой улыбке, а колени задрожали. Все тревожные мысли улетучились и тут же растворились в дремучих лесах. Она покорно позволила себя тискать, целовать, тянуть за волосы – каждое его прикосновение было желанным и долгожданным. Мыслей в голове не осталось. Совсем.
– Я сделала то, о чем ты просил, – выдохнула она. – Я принесла деньги.
– Сколько? – его колючий взгляд царапнул ее сердце. Не такие глаза должны быть у него сейчас. Не сухой расчет должен так явно в них читаться, а дикая страсть. Такая же, как та, что раздирала Верины душу и тело.
– Шестьдесят тысяч, – сухо ответила она и выбралась из его объятий. – Двадцать из них я заняла под проценты. Вернуть нужно будет тридцать. Думаю, нам это не составит труда. Ведь мы получим большую выгоду. А Машке нужно помочь. Ты не против?
– Чего так мало? – проигнорировав ее вопрос, возмутился он.
– Думаю, пятьдесят процентов – это хорошее вознаграждение. Куда больше? Машка и так будет безумно счастлива.
– Да я не про проценты, – раздраженно процедил он. – Денег почему так мало принесла? Даже ста тысяч не насобирала. Ты по всем деревенским прошла?
– Только по тем, у кого могут быть сбережения, – громко сглотнула Вера. Горькая обида, секунду назад обжегшая ее грудь, теперь поднялась к горлу и расперла его своими острыми когтями.
– Надо пройтись по всем, – строго заявил мужчина и больно сжал Верин локоть.
– Остальные пьют безбожно, – всхлипнула девушка. – Они вообще не понять на что живут. Ни огорода, ни работы нет.
– На алкоголь-то где-то берут, – продолжал настаивать он. – Значит, есть деньги. Сходи – поспрашивай. Проценты, как этой… твоей, пообещай. Шестьдесят тысяч – это ничто, мусор.
– Мы их прокрутим и сто восемьдесят получим, – открыла родную калитку Вера и привычно поискала взглядом Дружка, удивляясь тому, что он не встречает ее радостным повизгиванием. И не нашла. А когда вспомнила, с силой впилась ногтями себе в ладонь. Она так всегда делала, когда было больно.
– Как прокрутим? – удивился Слава, который плелся следом за Верой.
– Мясо продадим, – охотно пояснила она. – Ты что, забыл, на что мы деньги собираем?
– Все я помню, – мужчина обогнал Веру и раскрыл перед ней входную дверь.
Дома пахло вареной картошкой. Как в детстве, когда она возвращалась из школы. Отец не любил готовить, поэтому на обед ее всегда ждали три отварных картофелины, обильно смазанных домашним сливочным маслом. А ужин она готовила сама. Сколько себя помнила, столько и готовила. И отцу очень нравилась ее кухня. Он всегда хвалил Верины супы и оладьи. И она чувствовала себя хозяйкой, взрослой, умелой, самостоятельной. Настоящей помощницей.
– Вер, я тебе еду приготовил, – гордо сообщил