хозяин, он силён и свободен, он сливается с ветром и светом, под его ногами колышутся верхушки вековых сосен и проплывают зелёные холмы. Юрик ликовал. Он был беспредельно счастлив. А когда он вдосталь, до одури налетался, пришло внезапное спокойствие, похожее на усталость после бурной ночи. Он видел догорающий закат над горизонтом, таинственные лесные массивы, позолоту извитой реки, прямые стрелы дорог и шпили диковинных башен. От такой красоты замирало сердце. Вот оно – настоящее, а всё остальное – пыль да суета. И Юрик – преображённый, преисполненный мудрости и смирения – медленно спустился на нежнейшую траву, прямо в центр поляны, окружённой исполинскими золотыми деревьями…
– Где она? – спросил он сразу после пробуждения.
– Ушла, – равнодушно ответил Гарик.
Он сидел в кресле и совершенно буднично листал книгу.
– Да что ты говоришь! Быть такого не может.
– Сказала, что уходит навсегда. Это она не врёт, кстати.
Юрик встряхнулся и сел.
– А ты-то почём знаешь? А.. вижу, знаешь… Не первый раз таких чудиков приводит, правда?
Гарик неопределённо пожал плечами, почесал лоб и кивнул.
– И сколько с меня?
Гарик снова пожал плечами.
– Нисколько. Не знаю.
Юрик удивился.
– В смысле? Это что… типа искусство ради искусства?
Гарик только молча страницу перевернул.
– Знаешь что? Так не пойдёт.
И пошло по-другому, как Юрик захотел.
А теперь перед Юриком лежали лоскутки чужого чуда. Лоскутки деловито сшивались, полотно росло… и это пугало.
Он медленно повернул послушное колёсико мыши. Картинка увеличилась. Блёклые краски некачественного изображения расползлись, черты размылись. Какого цвета глаза, где теряются брови – не понять. Просто лицо.
– Ну что там интересного? – Гарик глянул через плечо.
– Ничего. Так. Я тут подумал… после этой сменим квартиру.
Чудо пятое
Всю дорогу она молчала. Юрику было неловко. Казалось бы, чего? Ну, не хочет человек трепаться. Не все клиенты настроены с ним разговаривать. Но они не молчали так. В молчании Гретель ему чувствовалось что-то победное и торжественное. Вот она легко и неторопливо уселась на сиденье рядом с ним, щёлкнула ремнём безопасности, вытянула ноги в потёртых замшевых ботинках и сложила руки на коленях. И застыла – спокойная, как гранитный Сфинкс. Юрику захотелось отодвинуться.
Они ехали через весь город, петляя по улицам, а дворники размазывали весенний ливень по лобовому стеклу. И от Гретель пахло ливнем – её серое шерстяное пальто напиталось весной, сырые волосы повисли сосульками. Юрик включил печку. Пальто запахло овечками.
– Приехали, – сказал коротко, грубо, как нельзя говорить с клиентами.
Гретель молча вышла.
Юрик злился – на себя, на свою глупость, на то, что накручивает себя, как истеричная пенсионерка. Но поделать ничего не мог. Когда таблетка