ими скорее себя, чем только что закончивших выступление певцов.
– Как Машенька понравился тебе наш военный хор? – наклонился к ней Александр, пытаясь обнять за обнаженные плечи, полностью не пришедшую в себя от переполнивших ее всю, только что прочувствованных мысленных образов, Марию.
– Я все жду и жду, когда мы с тобой сможем поговорить наедине, по душам. Все нам то недосуг, то некогда. А нам есть что вспомнить, да и не только поговорить о прошедшем.
– Хорошо Саша, только не сейчас и не сегодня. Ты сегодня отдыхай и веселись. Должен прекрасно понимать, что для серьезного разговора голова должна быть светлой и чистой. Давай, лучше отложим наш разговор до завтра. А, теперь, как мне кажется, будет лучше, если ты присоединишься к моему папе. Он разлил нам вина в бокалы.
– Пусть будет так, как ты сказала Машенька! Какая ты умная и красивая. Как мне хочется тебя поцеловать за нежность и ласку, да и за то, что ты есть у нас на свете!
– Саша! Да ты пьян. И прошу тебя не надо ко мне больше приставать. У меня от сильного шума голова разболелась. Я, пожалуй, пойду наверх и немного полежу. Но прошу тебя: больше сегодня не пей вина.
– Слушаю, мой командир! – шутливо подхватил Александр. Позволь мне нерадивому и непутевому проводить тебя до комнаты и убедиться, что с тобой все в полном порядке.
– Александр! Ты взрослый мужчина, и бандитов ловишь, и в армии отслужил три года, а говоришь и ведешь себя словно несмышлёный подросток, только что вступающий во взрослую жизнь и почувствовавший вкус самостоятельности. Неужели ты до сих пор не знаешь, что иногда женщине и тем, более, девушке, необходимо побыть одной и остаться наедине. И подумать, как себя ей вести с окружающими людьми, чтобы никого не обидеть и, одновременно, самой не совершить опрометчивых поступков. Поэтому, убедительно прошу тебя: не беспокоить меня больше. Я сейчас хочу только одного: побыть наедине с собою.
Последние слова Маши заглушил оглушительный звук разбивающегося стекла сверху входной двери. Крупный самец из многочисленной голубиной стаи, обычно спокойно разгуливающей по песчаной аллее, проложенной вдоль фасада старинного особнячка, по необъяснимым причинам резко изменил плавное направление полета и с размаху врезался в потускневшее от времени узорчатое стекло. Несчастная птица, распластав белоснежные крылья, и полузакрыв прозрачные глаза, медленно трепыхалась в разлетевшихся по сторонам стеклянных осколках, временами пытаясь подняться на подкосившихся лапках. От неожиданного шума Мария вздрогнула всем телом, и сильно покачнувшись в сторону, стала падать на гладкий, деревянный пол. Идущий, сзади Александр молниеносно среагировал на роковое для Маши движение и крепко обхватил ее руками. Девушка от испуга не стала отвечать на расспросы, немедленно подбежавшего к ней отца и кивала невпопад поникшей головой.
– Состояние напоминает обморок, – выставила диагноз Валентина Васильевна, некогда работавшей акушеркой в местной больнице.
– Молодые