Дэвид Гудис – из тех, кого преподаватели колледжей не читают, гений книжек в бумажных обложках на прилавках аптек. Так он назвал его «Там, внизу». Он говорит, что в каждом городе есть такой вот район или квартал, где можно купить секс, или марихуану, или попугая, который сыплет отборным матом, и где мужчины сидят на крылечках и болтают – вон как те, напротив; где женщины словно бы всегда орут, чтобы их чада немедленно шли домой, если не хотят попробовать ремня, где бутылки с вином всегда носят в бумажных пакетах. – Тед указал на сточную канаву, где горлышко пустой бутылки действительно высовывалось из коричневого пакета. – «Там, внизу», – говорит Дэвид Гудис, – это место, где нет необходимости в фамилиях и где можно купить все, если есть деньги.
«Там, внизу», – подумал Бобби, поглядывая на трех смуглых подростков в гангстерских плащах, не спускавших с них глаз, пока они проходили мимо, – это страна опасных бритв и особых сувениров».
Никогда еще «Критерион» и универмаг Мунси не казались такими далекими. А Броуд-стрит? И она, и весь Харвич словно остались в другой галактике.
Наконец, они подошли к заведению, которое называлось «Угловая Луза» – бильярд, игральные автоматы, бочковое пиво. И тут тоже свисало полотнище с «ЗАХОДИТЕ, ВНУТРИ ПРОХЛАДНО». Когда Бобби и Тед прошли под ним, из двери вышел парень в полосатой майке с рисунком и в шоколадной плетеной шляпе, как у Фрэнка Синатры. В одной руке он нес узкий длинный футляр. «Там его кий, – подумал Бобби с ужасом и изумлением. – Он носит кий в футляре, будто гитару».
– Кто круче, старик? – спросил он Бобби и ухмыльнулся. Бобби ухмыльнулся в ответ. Парень с футляром изобразил пальцем пистолет и прицелился в Бобби. Бобби тоже сделал из пальца пистолет и тоже прицелился. Парень кивнул, будто говоря: «Ладно, порядок. Ты крутой, я крутой, мы оба крутые», – и пошел через улицу, прищелкивая пальцами свободной руки и подпрыгивая в такт музыке, звучащей у него в голове.
Тед посмотрел сначала в один конец улицы, потом в другой. Чуть дальше от них трое негритят баловались под струей полуразвинченного пожарного насоса. А в том направлении, откуда они пришли, двое парней – один белый, а другой, возможно, пуэрториканец – снимали колпаки с колес старенького «форда», работая со стремительной сосредоточенностью хирургов у операционного стола. Тед посмотрел на них, вздохнул, потом посмотрел на Бобби.
– «Луза» не место для ребят, даже среди бела дня, но на улице я тебя одного не оставлю. Пошли! – Он взял Бобби за руку и провел внутрь.
VII. В «Лузе». Его последняя рубашка. Перед «Уильямом пенном». Французская киска
Первым Бобби поразил запах пива. Такой густой, будто тут его пили еще с тех дней, когда пирамиды существовали только на планах. Затем – звуки телевизора, включенного не на «Эстраду», а на какую-то из мыльных опер второй половины дня («Ах, Джон, ах, Марша!» – называла их мама) и щелканье бильярдных шаров. Только когда он воспринял все это, внесли свою лепту его глаза – им ведь пришлось приспосабливаться. Зал был полутемный и длинный,