Бери, милсдарь, ближе к горам да топай по лесочку сосновому. Только уцелело ли озерцо? В Семи Княжествах нынче кругом инако.
Прав был Стейси, голова бедовая. Некогда эти благие земли подпитывал щедрый Алер, забирая в себя речушки с Мельт, тёк вольготно и бурно, насыщая влагой озерца да болота, что встречал на пути. А теперь могучий и вздорный поток торил русло в обход Семи Княжеств, ломая напором воды Олету, снося деревни и города.
Они ехали по Семикняжью от Сельты, перейдя Бир, приток Алера, по мосту возле крепости Бирва, той, где сотни Нахара-в-Шапке осквернили статую Разрушителя. Да будет Нахар проклят во веки, да покроется плесенью шапка его!
Грустная песнь ждала путников, плач о погибших в трясении тверди. Мельты – горы грозные, злые. И в спокойную пору то камнем метнут, то селевым потоком накроют, то прорвётся скрытая перемычка, отделявшая горное озеро, да сметёт ледяной водою деревню. Издревле глаголют мудрые люди: не селись у подножия Мельт!
А тут землю тряхнуло! Возле самых корней! Как устояли, родимые, одному Эттивве и ведомо, заслонил, видать, Разрушитель, прикрыл Инь-Чиань щитом своим рудным.
Мельты выжили, но лик поменяли. Посыпались кряжи в долины, смели городишки, пожгли огнём, затопили студёной водицей.
Страшное делалось в Семи Княжествах. Вроде война не достала, а трупы и схоронить-то некому. В какое село не зайдёшь, знай нос затыкай да в подвалах шарь, вдруг где съестным разживёшься. Думали поначалу по-честному: в харчевнях питаться, ракушкой платить за хлеб и вино, ан нет! Не дал Единый честного промысла, мародерствовали на чужой беде. А куда деваться, святоша Бабник, коль харчевни здешние опустели, а зверьё рвало копыта да когти, птица трудила крылья, прочь спешила от разорённых гнёзд? Провиант ведь брали с собой под расчёт, а сочли до обидного мало.
Снова пожрать захотелось, да так, что в подлом животе заурчало. А казалось бы, только ложку обмыл и припрятал за голенище!
Эрей насмешливо выгнул бровь. Это славно получалось у братко, бровями двигать, что речь толкать. То похвалит, то выбранит, то пошлёт далече, куда сам ни в жисть не пойдёшь. То спросит строго, то удивится. Хорошие брови, кратче, говорливые, не то что хозяин.
Сказал бы лучше, чем насмешки строить, где провизию искать в мёртвом лесу? Сходить, что ли, с Бабником к озеру? Может, рыбой удастся разжиться?
Эрей посмотрел, потемнил глазами: сходи, Святогор, коли не трудно.
Викард оглянулся на Истерро, хмыкнул.
Бабник уже встал, развернулся к горам и пытливо взирал на лес, на славный такой соснячок, переломанный сошедшим обвалом. Кто его знает, светлую душу, может, вирши слагал, может, сосны считал! Такого одного отпустить к озерцу, всё равно что день потерять впустую. Потому как придётся искать, аукать, будить тишину надсадными воплями.
– Я с вами пойду, настоятель! – подскочил настырный Дар Гонт.
Это добре, этот пускай шагает, отмывается от встречи с Милиной. Одолела парня кручина, такой заразе сердце вручил!
– Ну и я пойду, – оживился Вран, отлынивая