куда был весьма своевременно запрятан странный пергамент с инструкциями.
Кибальчиш аккуратно извлек наружу здоровенный свиток, мгновенно принявший прежние размеры и прежнюю же твердость. Развернул. Никаких списков не наблюдалось. Зато имелось что-то вроде комиксов.
Вот большое цветное фото – коротко стриженный мужчина средних лет в парадной форме с волевым лицом, которое немного портил предательски свисавший второй подбородок. Подпись под фотографией гласила: «Полковник А. П. Зорин».
Затем появился смешной паренек с замотанным толстым вязанным шарфом горлом и красным от насморка носом. Он смотрел телевизор, где человек в кожаном пальто и шляпе с револьвером в руке кричал в какой-то темный люк «А теперь Горбатый! Я сказал Горбатый!!!»
Вот тот же паренек в школьном дворе решительно встает между плачущей девчонкой и тремя наглыми гопниками. Вот он же, но чуть постарше у чьей-то могилы. Стоит, сжав кулаки, но не плачет. Рядом рыдает женщина в черном платке.
Вот парень в военной форме с малиновыми погонами и двумя буквами ВВ на них держит побелевшими от напряжения пальцами тяжелый щит, прикрывая им от града камней каких-то испуганных штатских… Много там было еще картинок. Правильных, хороших.
Но разворачивался магический свиток дальше и картинки становились все хуже и хуже. Какие-то полуголые люди в обнимку с хохочущими девицами (сауна это называется, как пояснил Миша), пьяные застолья, пухлые конверты в портфелях льстиво и фальшиво улыбающихся толстячков и очкариков… А дальше и вовсе такое непотребство пошло, что Кибальчиш попытался было свиток обратно закатать, но Миша схватил его за руку своими на удивление крепкими пальцами и ткнул несильно в бок кулаком. Пришлось смотреть дальше, с таким не поспоришь, прям тиски железные, а не руки.
Вот и последняя картинка, точнее серия картинок. Тот же самый полковник, только помятый и растрепанный, что-то пишет на листке. Черкает, опять пишет. Потом достает из сейфа пистолет и приставляет к виску. Палец крупным планом – он жмет на спуск. Щелк! Осечка. Пистолет падает на пол. Полковник обессиленно опускается на стул. Прячет лицо в ладонях. Плачет что ли? Потом рвет на мелкие клочки свою записку и сжигает в пепельнице. Убирает пистолет в сейф, тщательно приводит себя в порядок и открывает дверь.
Все, картинки закончились. Свиток вдруг сам вырвался из рук и свернулся обратно в трубочку. Что там в нем дальше было, Кибальчиш толком рассмотреть не успел.
– Дааа… – протянул Миша, почесывая затылок, от чего его шляпа съехала почти на кончик носа. – Дела! Ну, папашка… Не поскупился. Редкого кадра подобрал. Это, друг Кибальчиш, вымирающая порода. Страдающий от мук совести коррупционер-беспредельщик, жертва обстоятельств и собственной жадной родни. Таких уже в том мире не найти днем с огнем. В смысле коррупционеры есть, только совесть у них отдельно, а бизнес на служебном месте отдельно. И они вполне искренне полагают, что так и надо. Сначала