отстраненность. Но теперь… теперь все по-другому…
– Ты прав, – Денисов кивает. – Только как данность. По-другому никак. Знаешь, я, черт, каждый божий день вспоминаю Влада, школьного друга своего. Которого… ну, убило выстрелом в голову, прямо на поле боя, – молчит о том, что сам спустил курок – как негнущийся палец встретился со смертоносной сталью, и разгоряченное дуло выплюнуло тупоконечную пулю «дум-дум». – Перед этим он надышался нейрогазом. Терять тяжело, раны так и остаются… внутри, как бы… но жизнь продолжается… И, ты, не надо унывать. Мы его поймаем… поймаем убийцу. Ты всегда можешь рассчитывать на мою помощь. Особенно после того… в метро.
Фролов качает головой.
– И не вспоминай, – касается холодными пальцами мокрого воротника. – Иногда мне кажется, что…
Фраза застывает… неоконченная, будто брошенная.
– Не, ну, согласись, было весело, -грузин ударяет его в плечо.
Плечо слабо и податливо.
– Да уж. Особенно, когда ты чуть не истек кровью. Очень весело.
– Опять ты сгущаешь краски, – усмехается. – Бурчишь вечно, как старик… Давай, ну же, не все так плохо. У тебя появился шанс поквитаться за свою подругу. Не ахти, конечно, повод, но, какой есть.
Молчание скрашено музыкой, вызванной Денисовым. Что-то тихое и мелодичное. Фролов не разбирает слов.
– Спасибо, – говорит он. – Мы… мы сегодня поймаем его, и…
Звуки не вылезают из гортани. Слишком тяжелы, чтобы подняться из легких.
– А мне, вот, хочется сожрать чего-нибудь… чего-то натурального, – Белок уже в горле застревает. Фу, черт… Думал, за три-то года привыкну… Дорого как, собака. Вот теперь думай, на что бабки тратить. С этими пошлинами.
Фролов молчит.
Что ж, Денисов прав. Выбирать не приходится. Навязчивый образ Лизы тонет в утреннем многоголосии образов, автомобильных сигналов, потоковых картин: будничного присутствия, игры виртуальных светотеней, бликов, знаков, пятен.
– Недавно слышал в какой-то передачке, что нейрогаз изобрели ещё во времена Первой Мировой войны, – говорит Денисов. – Но не успели использовать.
– Неправда… Это было в 2037-м.
Денисов усмехается:
– Знал, что клюнешь… Что-что, а твои рефлексы зануды на месте, значит, не все так плохо, а?
Что ж, это срабатывает. Боль есть, но она переходит в разряд глубокой, подспудной. Неужели, так быстро? Мысли сами собой переносятся к нейрогазу, ученым, позабытым трагедиям прошлого… Добрые умники хотели создать дешевую еду, думает Фролов. Накормить голодных. Особенно Африку… А что в итоге? Родилось оружие массового поражения/забвения/истребления. Стройный ряд, ведущий к блистательной аннигиляции.
Род человеческий неисправим.
Автомобиль мелко дергается на кочке, плавно перетекает на соседнюю полосу… свободную, как горячий потоковый пляж, а после: сворачивает на стремительное