просыпаешься и засыпаешь, когда хочешь, и день планируешь по своему усмотрению, а не привязываясь к распорядку дня, Плану боевой подготовки и…
Но сейчас, думая про те далекие годы, вспоминаются только наиболее яркие люди и моменты. Одним из таких людей был майор Макаров. Сам он, когда представлял говорил «моёр Мокаров».
Он «окал», и всем это нравилось, его не передразнивали, а говорили «моёр Мокаров» очень уважительно.
В нашем полку пообедать в солдатской столовой – это нормально, сытно и вкусно. И я, лейтенант Терехов, это подтверждаю
Он был заместителем командира первого дивизиона в 304 гвардейском ракетном Краснознаменном полку. Полк дислоцировался в районе города Раквере, в Эстонской ССР, а офицеры жили на окраине этого небольшого городка.
Когда я в 1972 году начинал службу лейтенантом, я видел его только на разводе утром и вечером. А вот через год, когда стал начальником отделения, надо было сдавать на допуск к боевому дежурству «за комбата», наши встречи участились.
Старший лейтенант Терехов – заместитель командира 4 сбатр
Владимир Иванович, так его звали, был интересным человеком. Высокого роста, худощавый, подтянутый, всегда очень опрятный, настоящий русский офицер. Он любил военную форму и умел её носить. Ему было далеко за сорок, перспектив по службе никаких, но это его не беспокоило.
Он занимался своей работой и делал это не «из – под палки», а по убеждению, своевременно и тщательно. А обязанностей у него было больше чем достаточно. Учебно-материальную базу надо было совершенствовать постоянно. Организация боевой подготовки всегда была сложным вопросом. Старую технику надо было постоянно обслуживать, а, значит, людей надо было учить.
А еще была спортивно-массовая работа. И, самое главное, поддержание внутреннего порядка и дисциплина в дивизионе, что тоже лежало на его плечах. На словах, вроде, немного. Но, чем более высокие должности в войсках занимаешь, тем больше понимаешь, как все это сложно и ответственно.
И Владимир Иванович все это успевал. Ни на одном подведении итогов полка в его адрес кроме благодарности мы ничего не слышали. И он, соответственно, работал с нами так, чтобы мы, молодежь, чувствовали ответственность и не расслаблялись.
Никогда не повышая голоса на подчиненных он, тем не менее, мог так указать на недостатки, что было стыдно, как это можно было такое допустить. А подведение итогов занятий превращались в «театр одного актера». Он так в лицах рассказывал о том или ином этапе занятий или учений, что мы поражались, как можно было все это увидеть, обязательно записать и прокомментировать. А если было надо, то приводились временные характеристики этапов учений, с обязательным указанием требований документов и реальных результатов. А если, не дай Бог, недостатки повторялись на нескольких занятиях, он мог остановить