в молодёжном романе 50-х годов, ходили в театр и на каток. Просмотрели в Малом все пьесы Толстого «про царей». Даже стихи декламировали на улице при возвращении из театра – это уж точно эстетика 50-х. Одна лишь разница: в романе 50-х стихи должен был читать парень, а в их случае это была Прасковья. Она развлекала Богдана стихами А.К. Толстого, которого любила с детства и знала страницами. Они гуляли по Центру, и Прасковья декламировала «Историю государства Российского от Густомысла до Тимашева»; её она знала наизусть целиком, включая вкрапления по-немецки, хотя немецкий учила один семестр и ничего не выучила.
«Перун уж очень гадок!
Когда его спихнем,
Увидите, порядок
Какой мы заведем!», – повторил, улыбаясь, Богдан. Как много это описывает в отечественной истории!
Прасковья незаметно для себя рассказала ему всю свою жизнь – прошлую и настоящую. И про невнятное будущее рассказала. Он вроде и не спрашивал ничего – просто слушал, изредка задавая уточняющие вопросы, а она вываливала и вываливала всё подряд, вроде как брату. Со своим младшим братом Прасковья не особо дружила: с ним, она считала, было не о чем поговорить, он не любил никаких умственных материй, видно, пошёл в отца – учителя труда.
Их семья разделялась на две равные части – женскую, культурно-умственную, и мужскую – практическую. Не ссорились, не спорили, но каждой стороне интересы другой, в глубине души, казались вздором и пустяками. А какие же это пустяки, если живёшь в доме 1902 года постройки? За деревянным домом нужен хозяйский пригляд и уход. Вот его-то и осуществлял отец – молчаливый и рукастый.
Встретив Богдана, Прасковья впервые пожалела, что не подружилась со своим братом. «Вот вернётся из армии – непременно постараюсь понять его лучше», – подумала вскользь. А пока – будет Богдан за брата. Он и держался, как брат: был внимателен и заинтересован, при этом не пытался обнять, не брал за руку, вроде как от неё ему ничего не нужно. Впрочем, почему «вроде как»? Не нужно, да и всё. Ну и ей тоже ничего не нужно. А почему не сходить в театр или в ресторан?
Про себя Богдан рассказал, что по образованию военный переводчик, а работает в области прикладной лингвистики. В общем, почти айтишник. Но по осанке и походке – строевой офицер. Притом не современный, а из классической литературы – где «честь имею», балы и дуэли на рассвете. Недаром она вспомнила про Вронского при первой встрече. Но Вронский в романе невысок ростом, а Богдан – наверное, под 190. Ещё выяснилось, что ему всего двадцать пять, а ей поначалу подумалось – больше, лет под тридцать. Выходит, они почти ровесники, но Прасковье всегда казалось, что он старше. Когда узнала его возраст, тут же предложила перейти на ты: не умела быть на Вы с ровесниками.
Но, как бы то ни было, она понимала: красавец, да ещё живущий в Центре – не для неё. Каждый ведь ощущает свою котировку на ярмарке невест/женихов. К тому же муж-красавец – это опасно. Это она знала с детства. Вот у тётки, маминой старшей сестры, был когда-то