менее, «доброе», ну или слегка подобревшее государство в метрике – свидетельстве о рождении ребёнка в графе «отец» ставило позорный прочерк. Да и какой-то особой помощи матерям-одиночкам не оказывало. Другое дело 80-годы, когда матерям-
одиночкам даже давали квартиры вне очереди. Но, заметим, что отношение к таким женщинам всегда имело свои нюансы.
Безмужнюю Олю, ожидавшую ребёнка, соседки, которым до всего было дело, не осуждали. Понимали, что женщина в возрасте за 30 имеет право на материнское счастье. Олю, скорее, жалели. А вот 18-летнюю соседскую дочку Жанну, принесшую в подоле, и ее родителей, прозевавших дочь, очень даже осуждали. Глупые и жестокие дети из коммуналок, наслушавшись кухонных сплетен, собирались под окнами семьи с младенцем-бастардом и скандировали: Жанка-баклажанка, Жанка-баклажанка.
Оля родила мальчика, маловесного и недоношенного. Назвала Игорем, Игорьком. Вот и сбылась мечта, пусть и частично. Нет мужа, но зато есть сынок, значит, и настоящая семья. Конечно, Олечке было трудно, очень трудно. Мама хоть и была уже на пенсии, но помощи от неё было мало – она инвалид, тяжелый астматик, кашляет и сипит так, что хочется убежать куда подальше. Через день ходит к соседям этажом выше – счастливым обладателям домашнего телефона, чтобы вызвать себе скорую.
А ещё семье с малышом нужны деньги, тут на мамину пенсию не проживёшь. Понятно, что нет и алиментов. Это сейчас декретные отпуска длинные, а в то время весь отпуск был всего два месяца. А что потом? Государство позаботилось о матери с младенцем: в ясли брали с двухмесячного возраста. Так что в два месяца Игорька пришлось отдать в ясли. А что было делать? Конечно, на Игорька соседки смотрели с неприкрытой жалостью: бледный до голубизны, худенький младенец. Конечно, соседки – благополучные офицерские жёны, могли не выходить на работу годами, пока ребёнок школу не окончит. А Оле надо было работать. Вот и работала, а когда денег уж совсем не хватало, шла сдавать кровь.
Шли годы, Игорек рос хорошим парнишкой, а уж как к Оле был привязан. Бабушка умерла, так что жили вдвоём. Сыну было лет 16, когда удалось списаться с его родным отцом. С годами он изменился к лучшему, захотел познакомиться с сыном, прислал денег на дорогу – он жил в Ленинграде. Мальчика по доброму встретил. Сын ему вполне понравился. Но встреча отца и сына стала первой и последней.
Игорю исполнилось 18 лет и его призвали на службу в армию. Служить предстояло далеко от дома, на Сахалине. Уж как его ждала Олечка. Купила отличный гражданский костюм. Все было готово к встрече. Только Игорь домой то не вернулся: за считанные дни до отъезда он, по версии военного начальства, сам повесился. Да кто же в это поверит!
Чем заполняла свою жизнь, за что-то помноженную на ноль, Олечка? Она несколько раз меняла квартиру по принципу «шило на мыло», несколько раз меняла работу. Она больше не была вольнонаемной, но и в библиотеку не вернулась.
Фима, Инна, Инга
«А разве человеческое счастье или несчастье так уж разнообразны