посходили, – продолжала я. – Вам на каждом шагу мерещатся преступления чести. В школе то же самое. Стоит лишь родителям-мигрантам подать заявление об академическом отпуске, все сразу начинают подозревать, что девочку хотят тайно выдать замуж.
– Но, – осторожно произнесла мама, – такое ведь случается. На самом деле.
Я ничего не ответила, но вспомнила о двух ученицах с Ближнего Востока, которым родители не позволяли посещать занятия физкультурой. Официально они предоставили справки от врача, но все знали, что причина была иная – семьи этих девочек считали неприемлемым то, что они занимаются спортом совместно с мальчиками. Одной из этих учениц даже не позволялось самостоятельно ходить в школу – каждый день ее провожал и встречал один из старших братьев.
Да, такое и вправду случается. Но только не в моей семье.
Мама аккуратно отставила чашку на столик. Взгляд ее был прикован к книжной полке, на которой не было ни одной книги. Вместо них она была уставлена маленькими фарфоровыми фигурками, вазочками из цветного стекла и фотографиями – там были они с папой, маленькая я, беззубый Винсент, улыбающийся из коляски.
Мама прочистила горло. Красные пятна на ее щеках приняли более темный оттенок, и вся шея тоже раскраснелась.
– Но что же тогда произошло с Ясмин? – спросила она, стараясь не встречаться со мной взглядом.
– Как бы это ужасно ни звучало, мне кажется, нам придется принять тот факт, что она покончила с собой. Я знаю, в это как будто никто не хочет верить. Гораздо легче, наверное, представлять себе, что ее убил какой-то подонок. Или что это убийство чести. И что в этом замешан Самир. Но у Ясмин были проблемы, мама. Она была в плохом состоянии, общалась не с теми людьми, и насколько мне известно, без наркотиков там тоже не обошлось. В последнее время…
На мгновение я задумалась, прислушиваясь. Счастливый голос Винсента, который доносился из спальни, затих.
– …она была похожа на скелет, – договорила я. – Наверное, ей было очень, очень плохо. Бедная Ясмин.
– Да, бедная, бедная девочка, – повторила мама.
– Что значит у бийствачести, мама?
Я обернулась.
В дверях стоял Винсент с толстой таксой на руках. Поразительно, как он вообще смог ее поднять.
– Мы поговорим об этом позже, – ответила я.
– Папа Самир сделал бийствачести?
Личико у него было невинное и одновременно серьезное.
Такса высвободилась из объятий и тяжко спрыгнула на пол. Там она устроилась у ног Винсента и принялась неотрывно на него глядеть, словно надеясь на угощение.
– Нет, хороший мой, – сказала я. – Для того Самир и поехал в полицию, чтобы объяснить, что он не сделал ничего дурного. Так думают только расисты.
– А что такое расист?
Я вздохнула – несмотря на весь трагизм ситуации, мне сложно было сдержать улыбку.
– Это такие люди, которые не любят приезжих из других стран.
Винсент открыл рот, потом снова закрыл, словно собираясь с силами.
– А почему они не любят приезжих из других стран?
– Наверное