двумя какая-то светская беседа, Мирон не знал, но шаг все-таки замедлил, а уши навострил. Оказывается, не зря навострил.
– Альгинат? – Голос Милочки был этаким сипло-воркующим. – Вы серьезно?
– Я никогда не шучу. – А голос Харона был с привычно механическими интонациями, но все же, но все же что-то такое в нем Мирон уловил.
Милочка окинула его долгим, наглым взглядом, а потом кивнула и сказала:
– Уважаю. А я все с папье-маше балуюсь. А альгинат исключительно на морду лица. Знаете, есть такой специальный альгинат?
– Не знаю.
– А про папье-маше хоть слыхали?
– Слыхал.
– Вы чудесный собеседник! – сказала Милочка с искренним восторгом.
– Вы находите? – Харон перестал пялиться на истаявшие дымные колечки и перевел свой стылый взгляд на Милочку.
Любая другая отшатнулась бы от этого взгляда. Отшатнулась, осенила себя крестным знамением и сбежала, но Милочка проявила удивительную стойкость и удивительную дерзость, выпустив струйку дыма прямо Харону в лицо.
– Утверждаюсь в этом с каждой секундой все сильнее, – сказала она, а потом добавила: – Я видела вашу Персефону.
– Что? – Вот теперь голос Харона изменился, вот теперь в нем появилась едва ли не паника, а Мирон подумал, что слишком много потрясений выпало на его долю этой ночью. Сначала Джейн, теперь вот Милочка.
– Говорю, видела вашу Персефону. Хоронили у вас одного нашего сотрудника, пришлось, так сказать, присутствовать. Занимательная у вас контора.
– Контора?
– Ну, заведение. Это уж как вам будет удобно. – Милочка легкомысленно взмахнула рукой с зажатой в ней сигаретой. – Все равно занимательная.
– И чем, позвольте вас спросить? – Харон повернул к Милочке голову, профиль у него был по-птичьи хищный.
– Стильное оно у вас, – сказала Милочка.
– Что?
– Заведение. Чувствуется, что у хозяина есть вкус, что весьма удивительно для здешних мест. Я, знаете ли, не поленилась, прошлась по залам.
– Посторонним ходить по залам запрещено, – сказал Харон строго.
– Ну, запрещающих табличек я не увидела, поэтому прошлась. – Милочка пожала плечами. – Знаете, какой зал мне понравился больше всего?
– Не знаю. – Харон мрачнел на глазах, хотя, кажется, куда уж больше.
– С масками. Это ж вы их делали? Я не ошиблась?
– В зал с масками заходить запрещено.
– Да, вы уже сказали. Но раз уж так вышло, что я зашла, то позвольте мне выразить свое восхищение. Гениально, я вам скажу. Кстати, я Людмила Васильевна. Для друзей – просто Мила. А вы? – Она вопросительно выгнула бровь.
– Харон.
– А для друзей?
– А друзей у меня нет. – Харон отвернулся от Милочки, положил подбородок на скрещенные поверх набалдашника трости руки.
Мирону от этих слов стало обидно. Он-то считал Харона своим другом. Каким-никаким. Несмотря на значительную