крутились вереницы цветных видений, которые, будто вращающиеся двери, уводили его всё назад и назад. Школа, бестолковые одноклассники, зелёный футбольный газон, тренер Илья Петрович Терехов, стадион, гаревая дорожка, знакомый двор, жасмин, звёзды, полные Ритины губы, пронзительные васильковые глаза, кольцо, выстрел… Сильные чувства затягивали комнату дымным флёром, лишали её света, воздуха. Что это были за чувства? Отчаяние, любовь, ненависть, горькое сожаление? Только позже удастся дать им имена.
Беды друзей люди иногда воспринимают с определённым удовольствием, которое вовсе не исключает и дружеских чувств. Отчасти это объясняется тем, что им нравится роль помощников, утешителей, которая им при этом достаётся. И чем внезапнее и неприличнее беда, тем больше жалельщиков и сочувствующих.
Первые недели после выписки из больницы ребята из команды приходили ежедневно, бегали за молоком, в аптеку, сидели у Витиной постели, со свойственным молодости чарующим эгоизмом пялясь на свежие повязки и пытаясь завязать какой-нибудь разговор. Но очень скоро обе стороны поняли, что общего у них уже ничего нет, что приглашать Витю на очередной матч бессмысленно: он его не увидит. И поток друзей стал меньше, а года через два постепенно иссяк. Дольше всех навещал его Севка Румянцев, лучший друг, потом он женился и привёл в гости жену Таню.
В солнечное сентябрьское воскресенье они позвонили в дверь Замуренковых. В полутёмной опрятной прихожей их встретил Виктор собственной персоной. Таня вначале насторожилась, почувствовав, что с этим молодым темноволосым парнем что-то не так, но чувство это быстро прошло после того, как, широко улыбаясь, он протянул руку для приветствия, принял Танин плащик и, повесив его во встроенный шкаф, пригласил гостей в комнату, усадил на диван и начал весело болтать, живо переходя от одной темы к другой. Через пятнадцать минут Румянцевы чувствовали себя как дома. Анна Никифоровна принесла угощение, разлила вино. Всё шло хорошо, друзья вспоминали прошлое, хохотали, а потом Виктор попросил разрешения познакомиться с женой друга поближе. Пока Таня недоуменно молчала, Витя встал, подошёл к дивану – и вдруг его длинные прохладные пальцы стали осторожно ощупывать Танино лицо! Сказать, что Таня испытала сильнейший шок, – значит не сказать ничего. О слепоте Виктора Сева то ли забыл ей сказать, то ли был уверен, что она об этом знает. С этого момента Таня категорически отказалась навещать Замуренковых.
Родители не опускали руки, водили Витю по разным клиникам, надеясь вернуть ему зрение. Минские врачи только разводили руками и говорили: мы бессильны; если не помогут в Одессе, не поможет и сам Господь.
Александр Александрович повёз сына в Одессу, в Институт глазных болезней и тканевой терапии. Там оперировала ученица знаменитого офтальмолога Филатова, умершего в 1956 году, доктор медицинских наук, академик Надежда Александровна Пучковская. Она возвратила зрение сотням пациентов. Всю долгую дорогу Витя не спал, молился про себя, надеялся. Так хотелось вновь увидеть солнце!
Профессор