палочку подальше, и он принесет ее и положит перед тобой, а сам припадет на передние лапы и быстро-быстро замашет хвостом, еле сдерживаясь, чтобы не броситься раньше времени за следующей палочкой. Прежде это все было лишь в мечтах, ведь своей собаки у меня не предвиделось.
А теперь появилась возможность выходить с немолодым соседским Пифом. Во время наших совместных прогулок он иногда останавливался и грустно смотрел в сторону подъезда. Я не могла понять причину его плохого настроения, ведь гулять так здорово! Сейчас я понимаю, что, наверное, Пифу не нравился темп нашей прогулки или маршрут, а может быть, он просто скучал по своей хозяйке.
Пиф ее просто обожал. Мне запомнилась картина, повторявшаяся изо дня в день. Пожилая эффектная дама каждое утро, стоя в халатике перед зеркалом в коридоре, сооружала на голове замысловатый пучок с помощью шпилек и небольшого приспособления из накладных волос. Хотя навык был отработан годами, на это уходило минут десять. Все десять минут Пиф стоял сзади и медленно и равномерно лизал ей икры ног снизу вверх. Вероятно, пес догадывался о пользе ежедневного массажа. И делал он это с большим достоинством.
Маленький Пиф всегда выглядел довольно респектабельным, может быть потому, что он никогда не торопился. И еще: хотя обитал песик только на полу, а не на кресле или диване, он всегда требовал соблюдения определенной дистанции. Дело в том, что Пиф не переносил, когда посторонние ставили свои ноги рядом с ним, а посторонними для него являлись все, кроме хозяйки. Нельзя было именно стоять. Присесть на корточках рядом – пожалуйста, погладить или просто пройти мимо – тоже нормально. Но вот остановиться так, что перед мордочкой «французика» оказались бы чьи-то ноги – это не допускалось. Если кто-то забывал или не знал об этой особенности, то мог быть наказан резким броском с рычанием и коротким, не очень сильным укусом в ту самую посягнувшую на жизненное пространство ногу.
Считалось, что у Пифа плохой аппетит. Наверное, это было не совсем так, ведь он всегда съедал всё, что полагалось. Просто прием пищи сопровождался определенным ритуалом. Ему ежедневно предлагалось отварное мясо или докторская колбаса, порезанные на мелкие кусочки и разложенные на белом чистом листе бумаги. Кстати, осталось так и непонятно, почему на бумаге, а не на блюдечке, например, или не в специальной собачьей миске. Пес подходил к листу с «нарезкой» и долго с удовольствием обнюхивал еду. Потом, тяжело вздохнув, отходил куда-нибудь в сторону и укладывался так, чтобы иметь лист с мясом перед глазами. И так он лежал долго – несколько часов, иногда подходя и проверяя еду. Лежал до тех пор, пока тонкие кусочки мяса или колбасы не начинали слегка подсыхать и загибаться. Тут пес и приступал к обеду. Он предпочитал слегка подвяленное мясо.
Его хозяйка всегда считала, что песик голодает, а может быть, просто искала для себя развлечение и потому довольно часто дополняла собачий рацион хлебом с маслом. Это делалось так. Отрезанный кусок белого хлеба без корочки густо намазывался