какие бывают у всех. В моём сравнении коричневый в них смешался с кровью от безжалостного убийства сейчас и тех, что он уже совершал, породив оттенок, который невозможно было описать словами. Цвет смерти.
– Я не хочу умирать, – не сдержала всхлипа, глядя в его глаза, и судорожно поднималась, опираясь дрожащей рукой на белую перчатку.
Мужчина сперва замер, затем придирчиво осмотрел меня, а после дёрнул ближе к себе, сжав в тугих крепких объятьях и прошептав на ухо:
– Untersuchung.
Я шагнула дальше от него, аккуратно вынула свою ладонь из его и медленно попятилась, наблюдая за сменой эмоций на его лице. Сомнение его прерывалось негодованием и удивлением. Несколько раз в независимой последовательности.
– Рэффи, – нахмурился он, – это не хорошо.
Я мотнула головой. Так же опасливо и не сбивая шагов.
– Меня зовут Ауфэр, – голос дрогнул и был ужасно осипшим, – простите, но для вас только так.
От него послышался хмык, а после кивок.
– Я прощаю тебя, Рэффи. Neustart.
В голове осталась только одна мысль – бежать! Я дёрнулась.
– Нет? – удивился вновь мужчина, – Traum.
Ноги подкосились. Я успела запомнить приближающуюся землю, прежде чем в глазах стало темно.
***
Легкая ненавязчивая мелодия проникала в уши. Колёсная лира, кажется. Смутно знакомый мотив. Хм. Кажется, кто-то повторял мне об этом совсем недавно. А я смеялась и восхищалась тому, как музыка плавно выходит из деревянного ящика.
У него был талант. Он называл это блажью.
Я открыла глаза и взглянула на источающую звук колонку у самого окна. Неживая мелодия будто только от осознания начала вгрызаться в голову калибром толстой столовой вилки с посеребрённым основанием.
– Я велел тебе спускаться, Рэффи, – беззлобно сказал, поправляя воротник рубашки, мужчина, – а ты решила заняться прослушиванием старья. Ничего нового, – он усмехнулся, – ты же понимаешь, что если ты не встанешь и не начнешь одеваться, то мы опоздаем.
Он только что вышел, кажется, из ванной и подошёл к оцепенело лежащей на кровати мне. Я и представить не могла, что мне сейчас делать и что отвечать. Стоило бы придумать какой-то банальный ответ, однако в голове вертелись странные образы. Например, отсутствующие на его руках белые перчатки.
Догнали ли они ту девушку, которая меня спасла? Жива ли она?
– Волосы… мокрые, – только и произнесла я, наблюдая за тем, как с бронзовых прядей капает влага, делая недавно выправленный ворот сырым.
Он едва заметно повёл бровью, приблизился к кровати и навис надо мной, вытянув вперед руки. Я ждала чего угодно, но не этого.
– Запонки, Рэф, – указал подбородком на прикроватную тумбу он.
На ней обнаружилась небольшая шкатулка.
Заставлять себя садиться было тяжело. Настолько же непросто, как открывать трясущимися руками коробочку, доставать из неё заколки и примерять их сперва к одной его руке, а после – другой.
– Волнение перед речью? – его губы искривились в улыбке, – ты выглядишь крайне живой.
Я,