что настоящие, византийского письма…
– Помимо скитов и келий, здешний монастырь имел ещё несколько метохов. Скит – это фактически маленький монастырёк на территории другого монастыря, келья – домик с церковью, метох – монастырские угодья: сад, виноградник, огород, тоже с братским корпусом и церковью. Скиты св. Илии и св. Андрея пришли в запустение и отошли к грекам. Остался один-единственный метох Крумица. Раньше там жило человек четыреста, а теперь никого не осталось. Некому обрабатывать. Пришлось сдать в аренду…
– Ну, а это мы прощаемся с иеромонахом Антонием. Учёный был муж, жаль – умер пятидесяти лет от диабета. Мы здесь хороним усопших не в гробах, а в подрясниках, бывает, завернём в одеялко – и в могилку. Они у нас неглубокие, в полметра. Через три года разрываем, вынимаем скелет, промываем. Косточки складываем в специальное помещение, а на черепе пишем краской: монах такой-то, годы жизни, нёс такое-то послушание, и череп выставляется в усыпальнице. Чтобы помнили. А могилка освобождается для другого усопшего…
Почти все альбомы были просмотрены и прокомментированы, когда из-за косяка высунулась чья-то голова:
– Служба начинается!
– Знаю, – кратко ответствовал о. Виталий и быстро собрал свои богатства. – Жаль, – сказал он, пожимая мне руку на прощанье, – жаль, что утром уезжаете. Поднялись бы ко мне в келью, отсюда всего час ходу. Буду служить там завтра праздничную литургию.
Я вышел на площадь. Сгущались сумерки, небо было расчерчено силуэтами куполов, крестов и крыш. Заострённая башня колокольни сторожила обитель. На башне нельзя было различить ни циферблата, ни стрелок, но я точно знал византийское время – два часа ночи. Тишина опустилась на обитель. К церковным вратам неслышно скользили чёрные фигуры. Начиналась всенощная – служба, название которой здесь не расходится с корневым значением этого слова.
В ожидании парома
По ночам монастырь укрыт кромешной тьмой. Маленькая силовая станция, откуда подаётся электричество, прекращает работу ради экономии топлива. В коридорах и кельях зажигаются керосиновые лампы, церкви же освещаются свечами.
Возвратившись из храма, где продолжалась всенощная, в свою комнату, я нащупал на столике спички и запалил лампу, как бывало вечерами в нашем доме в далёкие зауральские времена. В неровном свете из темноты выступили иконы, бок громоздкого шкафа, кровать, пучок зверобоя над дверью.
На столике, рядом с лампой, лежал тяжёлый фолиант. Я откинул твёрдую кожаную обложку и прочёл на титульном листе крупную надпись: ПСАЛТИРЬ. Книга псалмов и молитв царя Давида была напечатана старославянским шрифтом в прошлом веке. Стенания и плач, ярость и надежда пылали в киноварных затейливых буквицах, предваряющих каждый псалом.
За окном грозно рокотало море, и вдали тоскливо мерцал одинокий огонёк.
К утру море не утихло. Кругом обсуждали, придёт паром или нет, вспоминали