на которую женщины мастерицы чуть ли не сызмальства, определенно присутствовала. Как-никак я вовсе не был невинным гимназистом и некоторые вещи просекал быстро. С Наташкой во время моего отпуска наконец произошло и происходило весь отпуск. Да и до того у меня еще в бытность курсантом случался, как выражался лейтенант Федя Шандыбин, тот еще ухарь насчет женских сердец, «полный и бесповоротный флирт». Не женат он был и не монашествовал, ухитряясь при этом ни разу не влипнуть в какие бы то ни было коллизии, житейские сложности и неприятные истории разной степени тяжести, – такое вот везение было у парня. Некоторые ему откровенно завидовали…
Ничего личного мы не затрагивали. Она ни словечком не обмолвилась о муже, ни разу не спросила, есть ли у меня жена или невеста, о тех самых игривых темах речь ни разу не зашла, – но все равно с некоторых пор я стал понимать, в каком направлении могут развернуться дальнейшие события. И уже не сомневался: если я хлопну еще чарочку и начнется то, что Федя, цинично переиначив идеологически выдержанную песню, называл «пойдут зеленые фуражки в яростный поход», никакого сопротивления не встречу, вовсе даже наоборот…
Однако как раз этого мне и не хотелось. Феде легче – он, по его собственному выражению, «ни разу сердцем не затрепетал», а у меня с некоторых пор обстояло совершенно по-другому. Когда мы с Наташкой окончательно решили, что поженимся в скором времени, я в последнюю ночь перед отъездом твердо пообещал хранить ей верность – и намеревался обещания не рушить. Так что держался, учено говоря, индифферентно – притворялся, что ничего не понимаю, не усматриваю потаенного смысла в ее взглядах, улыбках, интонациях. Пусть считает толстокожим чурбаном, переживу…
А потом (в бутылке оставалась еще примерно половина) я так и сказал с наигранной прямотой:
– Оксана, извини уж… Прилечь бы, намаялся за эти дни выше крыши и дальше некуда. А уж как подумаю, что спать мне на настоящей кровати, да еще чисто вымытому… – и старательно зевнул.
(Она сама говорила, что у нее в двух комнатках есть две кровати – от прежней хозяйки остались, к ней часто приезжала какая-то родственница из дальней деревни, то погостить, то просто оставалась ночевать.)
– Ну что ты, какие тут извинения, – сказала Оксана. – Я все понимаю, не бесчувственная. Нужно тебе отдохнуть как следует, неизвестно, какая дорога выпадет…
Она ничуть не выглядела ни обиженной, ни разочарованной – хотя на ее месте иные женщины именно это бы и чувствовали. Встала из-за стола, взяла керосиновую лампу (мы уже не менее часа сидели при лампе), сказала:
– Пойдем. Нет, вон в ту дверь…
Добрую половину комнатки занимала аккуратно застеленная кровать – с никелированными спинками, довольно новая. Именно такую мы с Наташкой видели две надели назад, когда укрылись от неожиданно хлынувшего «слепого» дождя в ближайшем магазине, оказавшемся мебельным. И смешливо переглянулись, явно подумав об одном и том же. Дождь кончился быстро, как всегда