и гордым. Но озорные вспышки солнца, выставляющего лучами рожки из-за черной глыбы, нахально дразнят наблюдателя, игнорируя чин и возраст.
Некогда в незапамятные средние века созидающая мысль канонически невоспитанного удалого зодчего произвела на свет нечто… Усмешку Господню. Видно, заказчик, кичась безразмерным кошельком, либо попросту спьяну, предписал архитектору бросить вызов пугливому стаду придавленных жизнью богомольцев. Дом, рядящийся сказочным замком, бесстыже выперся над обрывом, да так и застыл вопреки приличиям. Случайные башенки топырились словно сытые щеки, вычурные лестницы и чудные балконы ожерельями опоясали здание. Старушки-аборигены крестясь сплевывали в сторону, проезжие скалились, иноземцы считали своим долгом посетить диво и сфотографировать его для коллекции.
Русские люди любят Италию по-разному. Кто-то трепещет от прикосновения к патине веков, сознавая причастность к истории. Кого-то пучит гордостью, даже не гордостью, а бахвальством, когда он вразвалочку топчет античные мостовые, чувствуя себя как дома, забывая, что все-таки в гостях. Финансовый достаток позволяет подкрепить хозяйское поведение имуществом.
Сергей ощущал Италию своим домом. Без лишнего хамства, без демонстрации исключительности. Так сложилось, что шесть лет назад он женился на итальянке, у которой в четвертом колене русская кровь удачливо смешалась с музейно-вялыми соками романского генеалогического древа, окрасив в оттенок душевной широты ее южный жаркий характер. Удивительное понимание, взаимно пробудившееся в Сергее и его избраннице, стремительно привело к решению связать себя браком. Европейский уклад жизни почти превратил Сергея в Серджио. Именовал он себя теперь исключительно так. Но без малого тридцать лет становления в отечестве не вытравливались. Да он и не усердствовал чрезмерно. Живость ума в едином букете с русской сметливостью, да легкий характер, лелеемый удачей, сотворили в итоге этакого баловня судьбы.
Друзья искренне радовались за него, что не мешало, однако, извлекать некоторый интерес из контактов с бывшим соотечественником. Нет, никто не эксплуатировал дружбу. Просто она приобрела новые формы. Простенький бизнес, основанный на кичливом спросе русских покупателей к итальянским товарам, давал возможность иногда баловать друзей гостеприимством, ничуть не ущемляя себя.
Ближайший друг Сергея и его деловой партнер, Кирилл, любил Италию, как место, где заботы сдувает ветер. Он был холост. Дома интенсивные будни перемежались подчас разгулом, но истинно отдыхал душой он лишь, выезжая к другу. Здесь и отдых менял окраску. Не хотелось ни бань, ни водки. Изысканные вина обволакивали ароматами и стимулировали метаморфозы. Хрустящие рубашки, кинематографические жесты, негромкая беседа в тени травертиновой колоннады преображали Кирилла, и все его существо внутренне пело, звучало многоголосым органом. Мир Старого света был могущественно сладок, и так мечталось врасти в его мудрые мостовые своими тощими, бледными, но до обморока страждущими