в театре теней, узнать окружающее он был не в состоянии, да так, что голова у него пошла кругом. Он кинулся к противоположной стене и схватил карабин. Прислонил его к бревнам рядом с собой и снова лег. Это был «ремингтон-700», стреляющий пулями калибра 243 «винчестер». У отца их было два одинаковых, и второй он оставил себе. Да, насколько он понял, Джек покинул дом с двумя «ремингтонами». Один мне, другой тебе. Уолден ума не мог приложить, почему он это сделал. Ведь ясно, речь шла не об охоте.
Он снова поднялся, чтобы взять две книги Торо, полагая, что скучное чтение успокоит его и даст уснуть более-менее безмятежным сном (хотя перспектива погрузиться в небытие продолжала его ужасать). Он не разочаровался. Начал, само собой разумеется, с той, что называлась «Уолден». Первый абзац он одолел. Затем следовала длинная и непонятная фраза. Тогда Уолден просто полистал книгу, посмотрел на портрет автора на первой полосе (он был очень некрасивый, наверно, потому и решил прятаться в лесу). Торо писал только о себе, о своем унылом существовании в дикой природе. Он мог посвятить целую главу лесным звукам, или озерам, или – хотите верьте, хотите нет – возделыванию грядки фасоли. Фасоли, которую он даже не ел. Торо продавал ее на рынке, и это, кстати, доказывает, что жил он не совсем одиночкой. От этой тяжкой работы в течение года он получил смехотворную прибыль в $ 8 71½ пенса (он писал об этом во всех подробностях). Судя по всему, знаменитый мыслитель разделял с не столь знаменитым Джеком Стивенсоном страсть к точным цифрам!
Уолден наконец уснул с книгой под мышкой. В его снах юный Уолден был на базе с бейсбольной битой в руке и не делал ни малейшего движения, когда баттер посылал мяч в сторону кетчера (вот и доказательство, что сны иногда говорят чистую правду). Продолжение последовало более значимое, это было словно откровение. Во сне Уолден понял, что здесь наверняка разыгрывается его жизнь. Что ему хватило бы движения руки, одного точного удара, чтобы этот сон, обернувшийся кошмаром, не сбылся. Не попытавшись отбить этот мяч, он совершил роковую ошибку. И теперь расплачивался.
Когда он открыл глаза, в голову само собой пришло выражение, которое он слышал иногда от отца: «Между собакой и волком». Он заерзал, выпростал ногу из-под одеяла, под которым спал одетым, – только ботинки стояли на полу, но он не помнил, как их снял. Потом, собравшись с мыслями, он поправился: «Между волком и собакой». Это был не поздний вечер, а конец ночи, не сумерки, но рассвет. Такое, во всяком случае, впечатление производил серый свет, сочившийся в окно.
Огонь в печи погас, и неприятно похолодало. Сырой лесной воздух и без того уже проник в хижину. Уолдену хотелось вернуть себе ногу, которая, казалось ему, ушла гулять по собственному разумению, и спрятать ее под тонкое одеяло, в мягкое тепло, выделенное его спящим телом. Он проклял окно без занавесок. Ему еще не хватило сна и сновидений, хороших или дурных.
Увы, все в нем уже проснулось. Не только зрение, слух, мысли (нет ничего лучше страха, чтобы активировать нейроны): мочевой пузырь, казалось,