дрогнула, но Адхи успел прицелиться – и стрела устремилась вперед, прямо в оранжевый глаз врага. Но внезапно противник мотнул головой и наконечник отскочил от цельного литого шлема.
Мимо! Адхи промахнулся. И теперь стоял, не в силах пошевелиться перед занесенной саблей. Все заканчивалось, череда потрясений, череда испытаний. Змей Хаоса поглотил его, унося в страну вечной ночи. Чудовище скалилось и ухмылялось, вторя смеху врага.
– Думал победить меня, сопляк? – пророкотал над ухом яростный голос, и весь мир сузился до острия занесенной сабли.
Все напрасно! Напрасно Адхи ждал грядущую весну, напрасно пытался разгадать сны, напрасно надеялся спасти Даду. Великое зло избрало его своей марионеткой, чтобы мучить и терзать метущуюся душу. Возможно, смерть от клинка избавила бы от попадания в обиталище бесприютных душ. Он погибал в бою!
Внезапно воздух снова сделался вязким и густым, а грудь сдавили знакомые обручи. На мгновение все стерлось, рассеялось. Пропал солнечный день, отмеченный копотью пожарищ и запахом крови.
– Отец! Мама! – воскликнул Адхи, понимая, что снова оказался на плесневелом пустыре. Уже не во сне. Снова его поглотил «прокол», открывшийся в миг перед смертью.
Или он уже умер? Адхи поднял глаза и увидел над собой только черный полог туч. В нос ударил застывший запах плесени, под ногами заскрипела жестяная ржавая трава. Вроде бы кудесники называли эти неприятные штуки колючей проволокой, а круглые полуистлевшие блюда – покрышками. Но значение слов не имело здесь никакой силы. Все заканчивалось, все истлевало.
«Я умер», – заключил Адхи. Теперь он уже не сомневался, что на пустырь у разрушенного моста попадают все расколотые души. Он ослушался наказа матери, он изменил собственной клятве и не защитил брата, не проснулся в час опасности. Судьба не принимала оправданий, не слушала, будто Адхи просто слишком крепко заснул из-за пережитых потрясений.
Теперь ему оставался только мир голодных духов среди плесневелых развалин. За что? За какие злодеяния? Адхи не ведал, и все его существо словно бы погасло.
Еще несколько мгновений назад он целился из лука, превращаясь в сгусток напряжения. А теперь он иссяк, исчерпал все силы для борьбы. Где-то далеко оставалось стойбище, где-то сражались отец и мать. Возможно, занимался огонь возле их юрты. Все распадалось и плавилось, уже не верилось, что родители переживут эту битву.
Но только им всем суждено попасть в мир духов-из-скорлупы, а ему, сбежавшему трусу, до скончания веков скитаться среди плесени. Почему трусу? А кому еще, если по зову его жалкого сердца открылся «прокол»? Адхи ненавидел себя, готовый упасть на колени и обматываться колючей проволокой. Неведомые силы заставляли его проходить испытания, и, похоже, он не выдерживал.
Он уже не шел прочь от удушливого смрада, потому что догадывался: пестрые кибитки кудесников уехали, разлетелись по разным местам через проколы или унеслись на колесах. Он остался в полном одиночестве. Изгнанник без имени,