Лауфейсон. – Другим расскажи, а пока – шапку долой!
С этими словами он дернул за вуаль и шапочка слетела с головы тетки вместе с париком.
– Да я, да я, да я в суд подам! – взвизгнула дамочка, которая оказалась абсолютно лысой. – Я вам такую рекламу сделаю, я прима…
– С тобой все ясно, – прервал ее Лауфейсон. – Цилиндру есть что сказать?
– Во-первых, у моей жены есть имя – Клер, во-вторых, я Олаф…
– Мымра с манией величия и подкаблучник! Все ясно, – констатировал Лауфейсон. – Следующая – ты, с ненужным отростком-спиногрызом. Да, и рот ему открой, пусть говорит.
Свет лампы упал на лицо мамаши с детенышем. Тетка была ничем не примечательна – обыкновенная физиономия с выщипанными бровями, которых даже не было видно, в глазах – зрачки неестественного цвета из-за контактных линз-хамелеонов, нос с горбинкой… рукой в сетчатой перчатке она выдернула изо рта детеныша кляп. Тот сразу зашелся плачем.
– С этой тоже все ясно – вынес приговор Лауфейсон. – Ладно, за тебя скажу. Ты, хотела чего-то добиться, но не добилась, а теперь вымещаешь свои комплексы лузера на спиногрызе, Анетта Брюгинсвальд. Что не вышло блистать на сцене? Заела обыденность?
Та посмотрела на психолога.
– Да у вас никакого понятия об этике, – выдавила она.
– Что-что? – переспросил Лауфейсон. – Кекике? А может, этикетке? Забудьте все этот маразм, который зовется этикой. Его не существует, особенно для тех, кто хочет добиться чего-нибудь в этой паскудной жизни. Ясно? На последнюю дуру я даже внимания обращать не буду. Вы все ее уже видели. Истеричка надолго не задержится.
– Как это? – пронзительно завизжала бывшая канцелярская амеба. – Вы такой же, как и мой директор, и такой же, как моя директриса, и…
– Заткнись, кучерявая, а то парик подпалю! – оскалился Лауфейсон. – Вы, придурки, фрики, маргиналы и прочие моральные уроды, явились сюда, чтобы я вас лечил? Ну так слушайте внимательно: ни черта я делать не буду, потому что кто-то из вас подбросил мне в офис и в квартиру вот это.
Лауфейсон поставил лампу на место и швырнул карты так, чтобы их было видно.
– Ну, объясняйте, мои закомплексованные, что все это значит? Может, с тебя начнем? – и он указал на Концепцию. – Ты же у нас такая умная, что даже своего имени не помнишь.
Концепция взяла одну карту и поднесла ближе к глазам.
– Я не вижу ничего такого, что могло бы вписаться в то, что я знаю. Обычный кусок бумаги с рисунками – разочарованно произнесла она после того, как прошло минут пять напряженного молчания.
– И много тебе твои знания дали? – встряла в разговор Герд. – Это, знаешь ли, карты и в них играют.
– Гадать не пробовали? – с подковыркой спросил Олаф.
– В гадания я не верю. Это способ обманывать других, но еще больше – самообман, – отрезала краснопальточная Клер.
– Карты подбросил кто-то из вас. Я знаю, – холодно повторил Лауфейсон.
– Ой,