Гаврила.– Пристав со следователем и доктором все там излазили, следы искали. Если он так сказал, значит, так оно и было.
– А кто-нибудь из местных мог?
–Нет, – излишне твердо ответил сосед, глядя на импровизированный стол. – У нас таких гадов сроду не водилось. Кровянку друг другу пустить с перепоя или спереть чего – это могут. Но таких варнаков на моей памяти не было.
Несмотря на то что, по станице ходили разговоры об исчезновении Тихона и Митрича, Нарыжный решил об этом не говорить. «Не пойман – не вор», – рассуждал он, тем более что Тихон никогда не давал повода усомниться в его благонадежности, да и Митрич ни в чем дурном замечен не был. Так, голь перекатная, да и только.
Если бы разговор происходил в другом месте, Авдей, безусловно, обратил бы внимание на опущенные глаза и излишнюю твердость в тоне собеседника, но около могилы единственного близкого человека это прошло мимо его сознания.
Они встали и пошли к выходу. Когда подошли к дому Гаврилы, уже смеркалось.
– Может, все-таки заночуешь, куда на ночь глядя? – спросил Гаврила, опершись на плетень.
– Нет… пойду. По прохладе идти легче. Очень я тебе благодарен, что не оставил одного. По гроб жизни буду помнить.
– Не стоит оно того, да и иначе нельзя было, – засмущался сосед.– Тут тебе Елена в дорогу собрала,– добавил он и, сунув руку в мешок, вытащил узелок с едой.
– Спасибо,– растрогано сказал Авдей и взял узелок.
Соседи обнялись, и Авдей, не оборачиваясь, широко зашагал по проселочной дороге.
Конечно, у него не было особого желания в одиночку идти по темноте, но ему очень хотелось побыть одному и спокойно обо всем поразмыслить.
«О чугунке кроме меня и Дарьи никто не знал – это раз. Хабар не общаковый – это два. Дарья проговориться не могла – это три, – думал он. – Месть? Тогда кто? В кодле некому на меня зло держать. Кто-то из соседок случайно залез в чугунок? Маловероятно, растрезвонила бы на весь свет, хотя кто знает?».
Несмотря на то, что к нему вернулась способность рассуждать логически, он и думать не мог, что причиной были всего-навсего его отлучки, якобы на сезонную работу, а убийцами были хорошо знакомые ему люди. Если бы Митричу сказали, чью жену он убил, он бы сам повесился со страха. Ему и в голову не могло прийти, что Авдей – непререкаемый воровской авторитет, о котором все серьезные люди, не говоря уже о всяких сявках, говорили с уважением, понизив голос, – живет с ним в одной станице, под видом простого крестьянина, и в поисках работы мотается по всей губернии.
Добравшись до Галины, он наскоро перекусил, поспешил на вокзал и первым поездом уехал в Екатеринодар.
***
Митрич проснулся рано, после вчерашней попойки очень хотелось пить, и он прошел в зал, где на столе, как твердо помнил, стоял жбан с квасом. В гостиной было убрано и застелено свежей скатертью, на которой попыхивал горячий самовар, стояли вазочка с вишневым вареньем, розетка с медом, сахарница и красивое, разукрашенное красными розами блюдо с баранками. В центре этой идиллической картины, уместной