аккуратно расставлял газеты и комиксы на проволочных стойках, стирал пыль с залежавшихся пакетиков с конфетами, раскладывал сигаретные пачки в соответствии с теорией Маркони об упаковках и их воздействии на «островок счастья в человеческом мозге». Временами он по-прежнему задерживался у раздела с комиксами и осторожно – точно в руках у него динамит – перечитывал их, но особым магнетизмом обладали новостные журналы. Сильное впечатление на Элвуда произвел журнал «Лайф» со всем присущим ему шиком. По четвергам стопку таких журналов привозил белый грузовик – Элвуд научился узнавать его по скрипу тормозов. Рассортировав «возврат» и выставив на продажу новые поступления, он присаживался на корточки, даже не спускаясь со стремянки, раскрывал свежий номер журнала и отправлялся в путешествие по бесчисленным уголкам Америки.
Он знал френчтаунскую историю негритянского сопротивления, знал, где кончается его район и вступают в действие «белые законы». А фоторепортажи в журнале «Лайф» переносили его в самый эпицентр битвы: автобусные бойкоты в Батон-Руж, сидячие забастовки в Гринсборо – туда, где к сопротивлению присоединялись ребята немногим старше его. Их избивали железными прутьями, поливали из пожарных шлангов, в них плевались белые домохозяйки с разъяренными лицами, устремляли свой прицел камеры, чтобы запечатлеть эти картины благородного несогласия. В происходящем Элвуда поражали мельчайшие детали: мужские галстуки, перечеркивающие ровными черными стрелками водоворот насилия, идеальные лекала девичьих причесок на фоне протестных плакатов. Все эти юноши и девушки очаровывали, даже когда по их лицам струилась кровь. То были рыцари, бросившие вызов драконам. Элвуд был узок в плечах, худ как жердь и вечно переживал, как бы не сломать очки, которые стоили немалых денег и в его кошмарах не раз разбивались о дубинки полицейских, монтировки, бейсбольные биты; но он все равно мечтал присоединиться к протестам. Просто у него не оставалось выбора.
Он листал журналы каждую свободную минутку. Рабочие смены в лавке Маркони дарили Элвуду представление о том, каким человеком он может стать, и отдаляли от френчтаунских мальчишек, с которыми он не имел ничего общего. Бабушка уже давно запрещала ему играть с местной ребятней, которую считала безвольной и чересчур шебутной. Табачная лавка, как и кухня отеля, была для Элвуда своего рода убежищем. Гарриет воспитывала внука в строгости, об этом все знали, и остальные родители, соседствующие с ними на Бревард-стрит, ставили Элвуда в пример своим детям, чем только увеличивали пропасть между ними. И когда мальчишки, с которыми он когда-то играл в ковбоев и индейцев, носились за ним по улице и забрасывали его камнями, то было не вполне озорство – скорее обида.
Его соседи постоянно заходили в лавочку Маркони, и их миры схлестывались. Однажды колокольчик над дверью звякнул, и на пороге появилась миссис Томас.
– Добрый