поразмяться. Заодно и хлеба возьму.
Впереди меня мужик вёл под руку женщину.
– Всю жизнь я одна, – печалится она. – Бобылка… Ага… И вот подсватывается ко мне такой же старый. Я к сестре на совет. Сестре всё ясно: «Вдвоём век доживать лучше. Сходитесь». Сошлись. Год не расписывались. Начал он пить. Пропил телевизор, приёмник, свою кровать, чтоб со мной спать. То я его пьяного как сто китайцев не пускала к себе… Раз он напился и хотел меня зарезать. Разрезал мне руку. Я в милицию. Милиция его не взяла: муж да жена едина сатана. Обещали в три часа ночи взять. Не взяли. Я в больницу. Он поджёг дом и повесился. Вот и живу одна. Паразиты мужики! Хамы!
Хорёк-провожальщик всё поддакивал, поддакивал, а за мостом полез целоваться:
– Толечко р-раз! По случаю Восьмого марта!
– Так Восьмое было вчера! Все вы паразиты!
И убежала от него.
Хлеба в магазине не оказалось. Кончился. Весь за праздник без меня съели.
Пришлось печь самому. Настрогал мёрзлых дрожжей и бух в горячую воду. Тесто заварилось. Я всё-таки вывалил на сковороду. Пышка моя не получилась ноздристой, пышной. Как раньше. А вышла тоненькая, резиновая. Я немного пожевал и не стал есть.
10 марта
Страдания ИИ
Лисин не вышел на работу.
Наверно, запил по случаю 8 Марта.
– Ему есть отчего пить, – злорадно заявила молодящаяся бабёнка 45 лет Ия. Она стоит коленями на стуле, чтобы всем показать свои новые туфли, и выглядывает по временам поверх «Известий», которые вроде бы читала. – Не понимаю, почему берут таких молодых жён. С ними же поговорить не о чем. «С годами мужчине всё труднее бегать за женщинами, приходится волочиться». И наш Лисин приволокнул… Взял на 35 лет моложе себя! Она родила ему и сбежала к молодому скакуну, оставила на память дочь и старую тёщу. Лисин знает три языка, а к молодой беглянке так ни одного и не подобрал. Захаров тоже взял на двадцать лет моложе. Саша Петрухин – на семнадцать. Костя Белов – на шестнадцать. Пошалели мужики!
Все отмолчались.
Одинокая, незамужняя Ия, похоже, одичала от долгого молчания дома во весь праздник и теперь не могла на людях наговориться. Но никто её разговора не поддерживает.
А время идёт, часы бегут. Надо что-то говорить.
– А я седьмого, – выпаливает в пику молчунам Ия, перебирая дешёвенькое монисто на груди, – выступала со своими стихами в военной академии имени Фрунзе!
– И о чём была твоя песнь? – лениво обронил Олег.
– Юмор я им читала!.. Вот это…
В 10.30 расписались,
В 10.40 разошлись.
Или ещё это…
Жили-были дед и баба
На десятом этаже.
Лифт работал очень слабо.
Они умерли уже.
– Наверняка писала бессонной ночью?
– Бессонной.
– Прочитала б – сразу уснула бы! Удивляюсь, и почему тебя не побили за такое рифмоблудие?
– А чего бить? Был даже стол!
– Вот дружок стол тебя и спас! Граждане доблестно приняли на грудь и готовы были слушать всякое хлёбово. И потом… Ты женщина. Обижать женщину под её фирмовый праздник неэтично-с!
Вошёл