гудят ночные переулки
в своём нелепом естестве.
Выходят тихо люди на прогулки,
запрятав души в рукаве…
«Не зови ты меня…»
Не зови ты меня,
не зови…
Потому, что лишь в осень —
пожарище,
потому, что лишь в осень —
рожается.
Ты сердечко моё не трави.
Потому, что лишь в осень случается:
на задворках грядущего дня,
так легко,
беззаботно встречаются
люди, люди…
Да мимо меня!
«Что осталось…»
Что осталось:
угол малый, стол, кровать.
Кажется, что мир углами сдавлен.
Девочка бегущая,
похожая на мать,
проскользнула в улочку с улыбкой давней.
Если можно было бы сирень не рвать,
в этот тёплый день —
блуждающую прихоть.
За домами вышла молодёжь гулять,
и тревожит песней вечер тихий.
Те же окна,
и тоской налиты всклянь.
Тихо поезда стекаются к развилке.
И гуляет ветер молодой,
стирая грань,
на пороге позабыв свои ботинки…
«И меня вы полюбите…»
И меня вы полюбите,
люди!
Будто радугой обнесена,
изо всех разродится орудий
долговязая девка-весна.
И меня вы полюбите,
птицы!
И с лихвою пробьёт тишина.
Я хотела бы к вам обратиться
со словами —
на все времена…
«Кочующие в осени ветра…»
Кочующие в осени ветра
сегодня холодны и непорочны.
Такая боль сквозит уже с утра
в моих непрошеных стихах сорочьих.
Что мне от этой осени теперь —
просить или надеяться на чудо?
Мне так хотелось вновь и без потерь
пройти по тропам вековой остуды.
Как одинок в лугах речной разлив.
Я снова вижу искренность в долинах.
А сердце осени опять болит,
за то, что мир меняется в картинах.
Что мне от этой осени теперь,
когда дождями светятся дороги,
когда с утра не закрываешь дверь,
ведь радость рядом бродит, легконога…
«Ведь я всего лишь ветер, брошенный…»
Ведь я всего лишь ветер, брошенный
в земных лугах.
И плещется луна с горошину
в моих руках.
Блуждаю по полям травинкой сорною —
и нет пути