и неуспехи тоже с тринадцатым, но 2013 годом. Это к слову.
Пусть это и не патриотично, но было бы хорошо, если бы миром правил, чтобы не обижать наших – наш Правитель, что сейчас правит, или какой-нибудь пацифист из самого забитого полуэкскимоского племени нашей России. – Но один! Одна планета – одна страна. Один царь-батюшка. Иначе каюк!
Уже сейчас из за своих амбиций первые лица готовы перегрызть друг другу глотки и уничтожить планету! Только из за своих амбиций!
А то бы – никакого ядерного оружия, никаких НАТО, никаких военных баз, никаких ракет и супер ракет! Авианосцев, подводных лодок, космических бомбардировщиков – ничего не надо. Лишь патрульная служба с алебардами, даже пистолетиков, и тех, не нужно.
А, чтоб не скучно жить и развиваться – хочешь в Мариинскую впадину – пожалуйста. Хочешь на Альфа Центавра – тоже пожалуйста. Хочешь менять пол – да кто ж тебе запретит. Меняй хоть пять раз за свою жизнь. – Только передвинься на другую территорию, в другой бедлам где это бесстыдство и богопротивное дело в моде. И не выпячивай его на показ, не смущай хороших людей! Совершай всё под своей сугубо индивидуальной простынёй!
Ты же на стыке передовых наук! Если не будут клепать атомные бомбы, то на всё и на всех средств нашей Земли хватит. Хватит! – Лишь уберите атомные бомбы и другую похожую чертовщину!
Станцуй для своего Вождя в качестве благодарности – Чунга-Чанго. Пусть почёсывает свой живот, ест бананы с китовым мясом, иногда красную икру, и мирно правит. Дай Бог ему тысячу лет жизни…
Один патрон (поэма в прозе)
Шла весна военного 1944 года. Немецкие войска ушли из Украины, забыв захватить с собой нанесённые беды.
– Ну что, слабо?! Может у тебя его и нет? – Пистолета-то этого! Ты просто хвастун? – Это сказал Санька.
– Кто я?.. Я – хвастун? – Это сказал Стасик. – Вот только уйдут батька и мамка – покажу. Я его уже два раза брал в руки. Володька, брат мой, перепрятал пистолет, но я выследил и уже убедился, что он там.
Санька – двенадцатилетний сорванец, что живёт по соседству. Чтобы не выходить со двора и не ходить через улицу, проделал в межевом плетёном заборе лаз, да так его замаскировал, что комар носа не подточит. И вообще, он любил маскировки. Он знал все деревенские новости. Кто к кому ходит, кто с кем спит, чья корова отелилась, кто зарезал поросёнка, кто гонит самогон, и, вообще, все деревенские тайны, и с большой выгодой для себя пользовался ими.
Его веснушчатая с курносым носом физиономия, с ехидной улыбкой прищуривала глаза и одним своим видом говорила: «Знаю, знаю, меня не проведёте!». Когда в их доме (в доме Саньки) долечивал свои раны молодой офицер перед отправкой на фронт, Санька безошибочно улавливал момент в какое время они уйдут с матерью в сарай на сеновал. Он незаметно пробирался на чердак сарая и через щелку в потолке, которую сам и продел, наблюдал во всех подробностях про шуры-муры