лицо Хоо удивленно дрогнуло, массивная неуклюжая фигура напряглась.
– Ах, милая, зачем я тебе?
– Потому что ты… хороший, – пробормотала она. – Добрый, заботливый… А многие ли заботятся о других в этом мире… или потом?
– Ну и олух твой водяной, – вздохнул Хоо. – Нет, Ингеборг. Море ляжет между нами.
– Ты сможешь навещать меня. Если все пойдет хорошо… я куплю себе островок или полоску пляжа, построю себе домик…
Хоо обнял Ингеборг за талию, привлек к себе и долго вглядывался в ее глаза.
– Ты настолько одинока?
– Это ты одинок.
– Ты думаешь, мы могли бы… – Он покачал головой: – Нет, радость моя. У тебя своя судьба, у меня своя.
– Но пока они не сбылись…
– Я ведь сказал «нет».
Хоо замолчал. Вертелись клочья тумана, о чем-то бормотали волны. Наконец очень медленно, словно каждое слово было тяжкой ношей, он произнес:
– Самое дорогое, что в тебе нашел я, – твоя женственность. Но мое второе зрение… точно не скажу, все смутно очень, но… внезапно испугался тебя я. Такую странность почуял в тебе я… в тебе, какой будешь ты завтра.
Он разжал руки и шагнул назад.
– Прости меня, – пробормотал он, подняв руки, словно защищаясь. – Говорить не должен был я. Прощай, Ингеборг.
Хоо повернулся и шагнул в море.
– Зачиная сына, – крикнул он сквозь клубящийся туман, – о тебе я думать буду.
Ингеборг услышала его шаги по воде. Услышала, как он поплыл. Когда туман поднялся, шлюп был уже на горизонте.
Общего прощания так и не получилось – обе пары попрощались наедине. Нильс и Ингеборг долго смотрели на север, пока их возлюбленные не исчезли в волнах. Небеса распахнулись нараспашку, море сверкало. Вдалеке темным пятнышком пролетела стая бакланов.
Нильс встряхнулся.
– Что ж, – сказал он, – если мы хотим добраться до Элса засветло, то пора идти.
Эту ночь они собирались провести в ее хижине, а если хибарка развалилась за время долгого отсутствия Ингеборг, то, может быть, отец Кнуд пустит их переночевать. Утром они начнут упорную борьбу за спасение Ирии, но по крайней мере начнется эта борьба среди знакомых лиц.
Ингеборг зашагала к деревне. Под ногами похрустывал песок.
– Запомни, – велела она Нильсу, – сначала все разговоры буду вести я. Ты не привык лгать.
– Особенно тем, кто мне верит, – скривился Нильс.
– Зато шлюхи всегда лгут.
Ее тон оказался столь резок, что Нильс сбился с шага и медленно, потому что очень устал, повернул голову к Ингеборг. Та шла молча, не отрывая глаз от тропы.
– Я не хотел тебя обидеть, – пробормотал Нильс.
– Знаю, – равнодушно бросила Ингеборг. – Но все равно попридержи язык, пока не избавишься от своих мечтаний и не сможешь рассуждать здраво.
Нильс покраснел.
– Да, мне будет не хватать Эйян, это очень горькая для меня потеря, но… эх…
Смягчившись,