вую диаграмму гармонии. Адепты марафонов личностного роста называют ее "Колесом баланса" – это такой круг, разбитый на несколько равных секций, каждая из которых представляет собой одну из сфер жизни: любовь, работу, здоровье, и каждую из них они оценивают по важности по десятибалльной шкале, закрашивая участок от центра колеса к краю. Мой системный мозг обожал такие псевдоизмерительные штуки. Они меня успокаивали, вопреки базовому отсутствию веры в их эффективность. Но, как говорил Кит (хороший парень, ювелир по призванию и с недавних пор в самом позитивном смысле этого слова «просветленный»): «Вера без дел мертва. То есть, чтобы творить благие дела Ему (устремляя указательный палец вверх) нужны твои руки». Поэтому я наваяла роскошную цифровую диаграмму своей охреневшей от перекоса реальности, потом кликнула на черную заливку и форму квадрата, чтобы жизнь моя стала полной чашей имени Казимира.
Результат мне определено понравился, что позволило мне повесить свое творение прямо на рабочий стол, изобразить циничную гримасу и от души пожалеть бедолаг, которые всерьез полагали, что после выявления запущенной сферы жизни им просто нужно понять, что именно их в ней не устраивает, а следом создать план действий и поставить цели, чтобы привести дела в порядок. Всего ничего… Действительно! Просто составить план под названием «Как наполнить свою жизнь любовью, радостью и смыслом». К слову сказать, черный квадрат с тех пор так и висит на моем рабочем столе, а план, увы, не родился, но зато я поняла, что мои руки уже нашли для меня более кардинальный метод.
День мой начинался в 9:30. Отодрать меня от подушки раньше меня не могла заставить никакая известная мне решительность. Едва почувствовав, что муж ускользает из необъятных размеров кровати, я давала себе еще пару минут полусна, затем, часто не выходя из подсознательной картинки, с закрытыми глазами садилась на край кровати и опускала ноги на джутовый ковер. Холодящая шершавая опора под босыми ногами возвращала витающую в тонком мире меня в явь, и та, тыча мне в лоб указательным пальцем, говорила:
– Сказочный мир будет помнить за тебя все, даже если ты смеешь его отрицать.
Я морщилась, открывала глаза чуть охотнее, если за окном лучился жаркий август, чуть тяжелее, если доносился шум дождя или порывы ветра, и с титаническим усилием, когда лед сковывал горизонт, а свет появлялся лишь к полудню. Первый взгляд был, ясное дело, маниакально адресован мобильному устройству, вытесняющему с каждым днем тлеющие человеческие потребности в общении. Но это был только взгляд, и я-таки научилась его контролировать, чуть погодя, а пока я только привыкала блокировать порыв вцепляться в него первым делом по утру и убеждаться, что там меня никто не ждет. У меня все чаще начинало получаться погрузить себя под контрастный душ до того, как капризная дрянь начинала клянчить взглянуть хоть одним глазком. Вода всегда меня спасала, смывала всю дурь и заглушала мою безвременную скорбь.
Завтракала я редко. Максимум выпивала крепкий, очень крепкий пол-литровый термос чая уже параллельно с открытым во весь экран, надменно амбициозным списком дел на сутки, основной целью которого было не позволить не затихающей капризной дряни взять верх и сдаться. Со временем я даже осмеливалась заходить в сеть, листать мессенджеры, оставлять открытыми аккаунты и не сталкерить при этом ее драгоценнейшее божество по имени Герман.
Бывало, правда, ей удавалось пользоваться моим ночным измененным внутренним контекстом, когда она забивала по памяти номер, видела статус его последнего появления в сети или зеленую точку удаленного присутствия. Пульс ее учащался, и она, порой, успевала набрать и даже отправить короткие позывные, но я всегда засекала этот несанкционированный переход черты и умудрялась удалять все до того, как хороший парень засечёт ее высокохудожественный бред.
В списке дел в тот бодрящий период моей жизни дважды в неделю числился доктор Филипп, которого мне отрекомендовал все тот же подающий надежды ювелирных дел мастер Кит. Психом доктор оказался редкостным, но при этом возымевший на меня столь нужный мне гипнотический эффект. Не знаю, как так вышло, но на первом же сеансе он, произнеся какую-то нехитрую комбинацию слов, сумел меня раздеть, точнее, добиться того, чтобы я разделась сама. В буквальном смысле этого слова. Я очнулась от холода, сидя в белоснежном изящном исподнем на гладком, жестком, кожаном сиденье кресла цвета жгучего виски. Ноги мои были сомкнуты в спирали так, что мысок левой стопы не покачивался игриво, а был зафиксирован за правой лодыжкой. Руки уверенно обхватывали массивные подлокотники, а тело правым плечом отчётливо вызывающе подавалось вперёд.
Нет, он, конечно, извинился потом и объяснил, что это метод такой, что он проверял меня на совместимость и внушаемость, подбирал варианты протокола терапии, что будет меня в следующий раз предупреждать о степени и глубине проникновения в мое подсознание. Это было так неожиданно, так неопределенно, что мой блуждающий в поиске решения больного вопроса мозг тут же изогнул в ухмылке мою чувственность и включил режим «Будь, что будет».
Я, признаться, давно не страдала стеснением, но раскрывать мою давнюю забаву – вживаться в роль натурщицы и позировать художникам и скульпторам – в мои планы первоначально не входило.