посмотрю, – я поднимаю рукав и замираю, обомлев от увиденного.
И как я в прошлый раз не заметил? Ну да, ведь было совсем темно…
Ее рука вся в синяках, парочка черных, застарелых ближе к локтю, а возле запястья свежий красный след чьей-то хватки с отчетливыми отпечатками пальцев.
– Это твой отец сделал?
– Нет, – она усердно машет головой, слишком усердно, чтобы я мог ей поверить. – Просто каталась на велосипеде, не удержала равновесие на повороте и вылетела прямо на дорожку с щебенкой.
Хмм… Что-то я пока еще ни разу не видел у нее никакого велосипеда…
– Я схожу за мазью. Так быстрее пройдет.
Вернувшись, кидаю ей свою майку и прошу переодеться, чтобы было удобнее обработать все ушибы и при этом не запачкать одежду. Запашок у этого средства еще тот…
– Если хочешь, можешь зайти в ванную. Там тебя никто не увидит, – то ли из-за неловкости, то ли из-за беспокойства за Лизу я как-то по-дурацки начинаю формулировать свои мысли; под никем, естественно, я имею в виду себя, в доме ведь больше никого и нет, кроме нас двоих.
– Не надо, – просит она слабым голосом.
– Почему? Нельзя же все так оставлять…
– Обещай, что никому не расскажешь.
– Я так и знал, что это не из-за падения.
– Не влезай в это, ладно? Ты только все испортишь. У меня кроме отца никого нет. Мне скоро исполнится восемнадцать, я смогу устроиться на работу и съехать. Он ведь это не со зла. Вообще-то отец очень добрый… Просто сейчас ему сложно. С тех пор, как умерла мама, он стал много пить и, когда переберет, не может себя контролировать. Потом он всегда просит прощения…
– Добрый? Пф… Как ты можешь его оправдывать? Можно подумать, когда умерла мама, тебе не было сложно…
– Даже партнер по бизнесу вошел в положение и отпустил нас сюда на все лето, чтобы папа пришел в себя… – продолжает, не обращая внимания на мое замечание.
Может, я вмешиваюсь не в свое дело, но все, что она говорит, звучит так дико, что смолчать просто не получается. Мне кажется, Лиза пребывает в каком-то забытьи и искаженно воспринимает реальность. Мне хочется схватить и вытащить ее оттуда, из этой тягучей трясины, дурманящей голову ядовитыми испарениями. Сейчас же. На воздух.
– И чтобы он мог тебя спокойно бить?
– Вот дрянь! Ты совсем меня не понимаешь. Я лучше пойду, – она качает головой, смотрит в пол и поднимается с дивана.
Мне хочется поймать ее за руку, но страшно снова сделать больно, поэтому я опережаю ее и просто преграждаю путь.
– Подожди. Я не собирался тебя обидеть, – если не хочу ее потерять, придется временно отступить. – Просто… мне не нравится видеть, как ты страдаешь… Но раз ты считаешь, что так будет правильно, я обещаю никому ничего не говорить. Оставайся, ладно? Не уходи посреди ночи.
Подумав секунду, она кивает. И остается.
Я уговариваю ее позволить мне обработать мазью ушибы.
Все еще хуже, чем я думал. Синяками усыпаны все руки, темные пятна уходят под майку на спину. Как же можно было так избить ее? Такую маленькую и беззащитную…