ключом в пудовом замке, просочился в приоткрытую калитку, и был таков.
А я тут мокну.
Я решительно забарабанила в толстые деревянные створки.
– Открывайте! Заснули там, что ли? – проорала для убедительности. На крыльцо, видневшееся в прорехе между досками, выскочил старший брат, на ходу утиравший рот рукавом, а в другой руке сжимавший ружьё.
Сурово они тут, в глубинке, к вечерним гостям относятся. Раньше было как-то погостеприимнее.
– Кахайя! Вот сюрприз-то! Мам, Кахи приехала! – проорал братец куда-то в глубину дома, спрыгивая с крыльца прямо через ступеньки. – Что ж ты стоишь-то, мокнешь. Сейчас, сейчас.
Он возился с засовом, приговаривая себе под нос нечто нечленораздельное, а я тихо улыбалась, не обращая внимания на стекающие на нос с волос капли.
Все же хорошо снова оказаться дома.
Глава 2
– Зря ты приехала. – огорошила меня с порога маменька.
Ну, не совсем с порога. С порога меня заобнимали, затискали, отправили мыться-переодеваться. Мою старую комнату не трогали, и на глаза снова навернулись ностальгические слезы.
Я переворошила саквояж, достала три склянки с разноцветными пилюлями и бутылочку. К бутылочке приложилась сразу, сделав хороший глоток. Избыточная чувствительность, побочный эффект от потери зверя. Так и до истерики недалеко.
А мы, Эукари, хоть и вспыльчивые, но не истеричные.
Вещей в саквояже было немного, но разобрать я их решила сразу. Пока не помялись. Шкаф был полон моих старых вещей, в добрых две трети из которых я уже не влезу. Плечи за годы тренировок раздались вширь, как, впрочем, и попа. Хотя тут уж не тренировки виноваты, а моя любовь к выпечке.
Одежда быстро распределилась по полкам, лекарства я убрала в шкафчик над умывальником. Туда мама не полезет.
У нас еще с моего совершеннолетия уговор, чтобы избежать обоюдной неловкости. Мало ли, какие у девочки бывают личные вещи. Именно в этом шкафчике я прятала сначала гормональные таблетки от гона, потом заначку на билет до Лоусона.
Так вот, пока я не спустилась и не села за общий стол, где семья уже баловалась десертом, а для меня специально быстро разогрели остатки трапезы, занявшие примерно полстола, все было мило и по-семейному. Но как только я положила в рот первую ложку таявшего во рту лукового супа, маменька выдала сию неоднозначную фразу.
Я аж подавилась.
Гунтур, сидевший слева от меня, радостно врезал мне между лопаток.
Ну, он всегда рад кому-либо врезать.
Маменька моя, Мелати Эукари, известна тем, что за своих детей готова порвать кого угодно. Отчасти, поэтому моих братьев не выгнали из первого же класса колледжа, позволили доучиться и даже диплом выдали. Боялись реакции нашего матриарха.
Я-то сама выучилась. И даже в Лоусон уехала, не побоявшись скандала.
И уж никак не ожидала, что скандал случится как раз из-за моего возвращения.
– Ты не подумай, доченька. Мы счастливы, что ты наконец дома. – зачастил