: – «Давай золотопогонников для разбора в карцер! Дело говорю, в Новороссийск пробираются заразы!»
Их втолкнули в сарай, и они остановились на пороге, ожидая, когда глаза привыкнут к полумраку.
– Давайте знакомиться, господа. Полковник Белов, – слегка приволакивая ногу, к ним приблизился высокий сухощавый мужчина: – С кем имею честь?
Лавр огляделся и увидел ещё три пары глаз, внимательно разглядывавших вошедших. Он принял строевую стойку: – Штаб-ротмистр Ермаков Лавр Павлович, – и, подумав секунду, представил своего спутника.
– Ну что ж, нашего полку прибыло, – сказал Белов и назвал остальных по старшинству – подполковник Иващенко, подпоручик Фролов и лейб-гвардии корнет Подбельский – затем, усмехнувшись, добавил: – Все к вашим услугам!
Шли третьи сутки пребывания в сарае, и они уже потеряли счёт времени, измотав себя одной мыслью: «Что будет дальше?»
– Господа, я очень боюсь, что мы можем не успеть на пароход, – взволнованно, произнёс Подбельский, похрустывая пальцами.
– Во первых не пароход, а корабль. Там стоят английские военные суда и ещё, кажется, итальянские, греческие и французские. Хотя формально вы правы, наши пароходы тоже имеются. А во-вторых, корнет, вы бы лучше думали, как вообще живым выбраться из этого сарая, – тихо сказал Белов, зябко кутаясь в шинель, из которой ещё торчали нитки от срезанных погон.
– Вы о чём? – испуганно спросил Подбельский.
– О том, что нас, скорее всего, расстреляют, – зло ответил Иващенко, – сегодня ночью надо бежать. Вы слышите канонаду? Это корабельные пушки обстреливают город. Возможно, это артподготовка перед десантом. Часть, которая нас задержала, в каждую минуту может выдвинуться на Новороссийск или начать отступать. В любом случае мы будем ненужным балластом.
– Евгений Владимирович прав, – сказал Головин – в живых нас не оставят, это несомненно.
– Как расстреляют? За что? – опешил Подбельцев.
– Вас, кстати, корнет в первую очередь, – усмехнулся Фролов – ведь вы гвардеец, значит, дворянин. Я уверен, что товарищи обязательно захотят посмотреть, действительно ли кровь у вас голубая?
Подбельцев беспомощно огляделся по сторонам, ища у товарищей поддержки. Его длинные девичьи ресницы и щёки, покрытые лёгким персиковым пушком, дрожали. Он попытался овладеть собой и стиснул зубы, но на глазах всё-таки выступила предательская влага. Лавру стало его жаль.
– Зря вы так, – обратился он к Фролову, – может статься, что среди красных найдется знаток гвардейских традиций и их тоже заинтересует цвет вашей крови.
– Это еще почему? – взвился Фролов.
– У вас на манжете первая пуговица не застёгнута2, – усмехнулся Лавр, и с улыбкой спросил: – В каком полку служили?
– В лейб-гвардии гренадёрском.
Лавр шагнул к нему и протянул руку: – Вы участвовали в атаке, после которой ваш полк сократился до размеров батальона?
–Да… Мы были на Юго-Западном фронте, это было через месяц после боев у Ивангорода, когда прорвали австрийский фронт. Вам тоже посчастливилось, там побывать?
– Я служил в 3-м кавалерийском корпусе 9-й армии, мы стояли по соседству.
–У Лечицкого?3 – обрадовано воскликнул Фролов, – а Келлеровском корпусе?4
– Да, – скромно ответил Лавр, затем обернулся к Подбельцеву, и, глянув, на его щегольского покроя сапоги, с улыбкой спросил: – А вы, судя по розеткам5, из гусар будете?
– Субалтерн-офицер6 3-й роты, 2-го взвода лейб-гвардии Гродненского гусарского полка! – Подбельский принял строевую стойку, и по-детски шмыгнув носом, печально добавил: – Я только начал службу в 16-м году, а в 18-м нас уже расформировали…
Лавр положил руку ему на плечо и ободряюще улыбнулся: – Ничего, ментик7 ведь довелось поносить и сапоги в память о службе остались. Сколько девушек своими брандербурами8 успели за два года с ума свести? Подбельский застенчиво покраснел и улыбнулся. Все рассмеялись, и в сарае сразу стало уютней.
Белов вздохнул: – Господи… Весь цвет русской армии собран в одном бараке…
Они ещё не знали, что орудийные залпы – предвестники Новороссийской катастрофы9, после которой Добровольческая армия10 перестала существовать…
Разговор с Фроловым вернул Лавра в прошлое. Закутавшись в шинель, он лёг на сырое сено и, закрыв глаза, окунулся в воспоминания: – После ареста Людмилы он ездил к ней в Сибирь четыре раза, но выстрел в Сараево11 поставил жирный крест на их планах. Европа, пережившая ряд политических кризисов и военных тревог, принялась воевать. Он сразу же подал прошение в действующую армию. Коллеги не отговаривали, понимали, что бесполезно. Только Пришельцев12, наполнив до краёв рюмку, сказал: – Лавр Павлович, вы, прежде всего, сыщик. Бог щедро наградил вас этим талантом. Не зарывайте его в землю. Война рано или поздно закончиться, а преступники останутся. Мы будем ждать вас с победой!
На следующий день, после отходной в ресторане гостиницы «Центральная»,