пожалуйста, успокойтесь, – Егоров говорит неожиданно тихим и спокойным голосом. Эта напускная невозмутимость ему не к лицу. – Просто расскажите, какой вы запомнили Алису Лужицкую?
Лавр облизывает пересохшие губы и, теребя пуговицу на рукаве, отвечает:
– Я запомнил её живой.
Пуговица выскальзывает из рук. Свидетель наклоняется, чтобы её поднять, но внезапно передумывает и выпрямляется:
– Да… Она сама была жизнью.
– Молодой человек! Вам нужно позаботиться о зрителях. Согласитесь, это не очень приятно, если на завтрашнюю поэтическую дуэль придут одни критики… Впрочем, и поэты – не самая благодарная публика. Каждый из них втайне считает себя непревзойдённым. Найдите пару-тройку прозаиков, которые ни черта не смыслят в законах стихосложения. Пусть кивают из вежливости и аплодируют для красоты, – человек с трудным именем хлопнул растерянного студента по плечу. Это был куратор с факультета поэзии, которого предпочитали называть «извините» или «прошу прощения, вы не могли бы подсказать…», потому что почти никто не мог запомнить, Рафут он Сахиб оглы, или Махмед Бахрам оглы, или ещё кто-нибудь в том же духе.
Куратор – коренастый мужчина с густыми, сведёнными вместе бровями. Из-за этих бровей взгляд казался строгим и тяжёлым. Говорят, на занятиях по стихосложению с первой минуты воцаряется мертвенная тишина, и, если всё же находится нечаянный нарушитель дисциплины, преподаватель готовит для него особый котёл в аду. Юноша с фамилией поэта-символиста застыл посередине коридора, зачем-то вытянув руки. В школе литературного мастерства «Фатум» давно привыкли к подобным причудам. Может быть, у человека внезапный приступ вдохновения? К таким вещам следует относиться уважительно, и лучше спокойно обойти очарованного творца, а не вступать с ним в диалог.
Но для девушки с кожаным рюкзачком и брелоком в виде задумчивого космонавта законы были не писаны. Она напоминала рыжее солнце, сияющее между пушистыми облаками, предназначенное для того, чтобы греть, но не сжигать. Игривые лучи плавно скользили по прядям огненных волос и щекотали робкие веснушки на носу. Незнакомка широко улыбалась, не стесняясь брекетов и щербинки между передними зубами. Казалось, она вообще не способна смущаться. Поэт поймал себя на мысли, что никогда раньше не встречал таких свободных людей: точно она породнилась с ветром, став его преданной сестрой. Примерно такое сравнение и породило его встревоженное воображение.
– Привет! – звонкий, почти детский голос прозвучал, как танцующая мелодия, похожая на сюиту Грига. В уголках светло-синих глаз искрилось счастье. Юноша невольно улыбнулся в ответ.
– Меня зовут Алиса, хотя, если хочешь, можешь называть меня Марго. Лучше не спрашивай, как эти два имени вообще могут быть связаны друг с другом. На этот вопрос я точно не отвечу, – Алиса продолжала улыбаться, и люди, проходящие мимо, принимали незнакомцев за близких друзей.
– Очень приятно. А я Лаврентий, но лучше называй меня Лавром. Не люблю своё полное