всех выбрать себе места за столом, она раздала бумагу, карандаши, ленточки сантиметра, и ножницы. Люда села там, где были красивые зеленые ножницы, фигурной формы, с необычными завитушками вокруг колец.
Рядом с ней плюхнулась на стул слева худая женщина, шумно сняла полосатую синтетическую шубу, откинув её за себя, и прижав спиной к стулу.
– А ты чего сюда? – Она спросила, не улыбнувшись, прямо глядя на Люду.
– А я в газете увидела. – Люда поежилась, и буркнула – Тут все взрослые оказывается.
– Дети потому что газет не читают. – Со смешком добавила женщина в красном свитере, сидящая напротив. Многие засмеялись. Ведущая что-то искала по пакетам, стоящим у входа.
Люда начала машинально рисовать небольшие фигуры в углу листка бумаги, и почти сразу ощутила движение у себя за спиной.
– Не трогай ничего, пока мы не начали все вместе. Эта бумага не для рисования! – Шипяще выдохнув, ведущая оказалась прямо у Люды за спиной. Лицо ее изменилось, и больше не отсылало к ликам святых. Подумав секунду, она добавила, отбивая по слогам. – Это. Не. Курсы. Рисования! – И отошла к старой, потрескавшейся, мутной меловой доске. Торжественно подняв руку с мелом, она устало выдохнула. – Шьем костюм восточной красавицы!
Люда старалась не смотреть ей прямо в лицо, поэтому было ощущение, что на размытом пятне выделяются только шевелящиеся губы, выкрашенные в красный матовый цвет.
– Нужно взять сантиметр со стола, и обмерить себя в четырех точках. – Продолжала ведущая. Её рисунка почти не было видно на доске, и она слой за слоем рисовала поверх уже имеющихся линий. Мел от нажима крошился, и осыпался слоями с доски мелкими снежинками, но не танцуя, а хлопьями слетая на пол и туфли.
Она продолжала что-то меланхолично объяснять, но Люда почти не слушала. Она разглядывала женщин, что пришли вместе с ней на курсы. Ее пугали эти уродливые складки рано постаревших лиц, некрасивые не крашеные волосы, собранные в хвост, и сильно помятые зимние сапоги, глубокими заломами напоминающие лбы, и скулы тех, кто их носит.
Никто не улыбался, не рассматривал друг друга. Все, как по команде, смотрели в одну точку у доски. Ещё сильнее отталкивали чужие запахи еды и нафталина: от свитеров и кофт, пропахших жареными на чужом, непривычно пахнущем масле котлетами, соленьями, и забрызганные сверху довольно резкими духами.
– А вот и материал! – Визгливо перебив саму себя, воскликнула ведущая. Достав из одного из пакетов, лежавших у входа, блестящую, синюю, с павлиньими переливами ткань, она взмахнула ей, набрасывая себе на плечи, и по комнате прокатился одобрительный гул.
– Следующие два занятия мы будем разбирать технику шитья, и готовить выкройку, а потом мы начнем репетировать танец восточной красавицы. Потому что двенадцатого января здесь же, только в актовом зале, в шесть вечера у нас будет. – Она драматично сделала паузу. – Выступление! – В комнате вдруг все замолчали.
– У кого-то есть какие-то вопросы? –