рассеянно махнул рукой, а потом продолжил убеждать Лауфею, что ей нужен мужчина как его сын – хоть и упрямый негодник – ради защиты. Бабушка отреагировала на её уход хмурым выражением лица. Диса дрогнула от злобы во взгляде Сигрун, скрывая это под накидкой. Чтобы успокоиться, она сжала нож за поясом и шагнула в ночь.
Холодный ветер принёс с севера несколько толстых снежинок. Было уже сильно за полночь, и сияющий зелёный свет озарял облака, пока невидимый йотнар плясал между мирами. Диса отвела глаза. Она мало чего боялась, но этот странный огонь, покрывающий северное небо, наполнял ее непонятным ужасом.
Девушка добралась до первого уровня, а потом к аллее у ворот. Втиснутая позади дома Кьяртана Сигурдсона и кузницы – почти всегда пустой и холодной – древняя лачуга Колгримы напоминала хижину охотника, с черепами и оленьими рогами, прибитыми к балкам крыши, и полусгнившими шкурами, натянутыми на забор перед домом. Но Диса видела сходство между этой заплесневелой кучей бревен и соломы и домом Человека в плаще.
Диса не знала, чего ожидать, пока шла к двери мимо забора. Это Нифльхель её детства, туманная обитель троллей и ведьм; именно на логово Колгримы указывали женщины Храфнхауга, когда пытались утихомирить своих непослушных отпрысков. И Колгрима играла свою роль – безумные тёмные глаза, одетая в чёрное, с седыми локонами, не знавшими ни гребня, ни кос. Она не раз угрожала повесить Дису на стропилах, как святочного кабана, и высосать всю кровь.
– Когда я стану такой же безумной старухой, которой мамы пугают детей, а те лишь издеваются? – пробормотала Диса.
– Что? – послышался тихий голос сзади. Диса обернулась, хватаясь рукой за рукоять ножа. Знакомая фигура вышла на крыльцо, оттуда где Кьяртан держал свою наковальню.
– Флоки, идиот, – сказала девушка. – Зачем ты тут прячешься?
– Жду тебя, – ответил Флоки. В восемнадцать он был уже выше отца и перенял стройное телосложение и красивые черты народа своей матери. Она умерла, когда производила его на свет; но, вместо того чтобы возненавидеть, Хредель помнил о цене, которую заплатил за сына и наследника, и всегда держал Флоки при себе. Юноша оставался чисто выбритым – признак неопытности в боях. – Повтори, что ты сказала.
Диса махнула рукой.
– Да ничего. Ты… хочешь войти?
– Уверена?
– Кто знает, сколько трупов детей мне придётся разгребать? А ты сильный.
Флоки улыбнулся.
Вздохнув, она приготовилась и открыла дверь. Жуткий зеленоватый свет замерцал, ничего не раскрывая. Диса перешагнула через дверной проём. У двери стояли кремень, сталь и масляная лампа. Она зажгла свет…
Такого девушка не ожидала. Ни детей с перерезанным горлом, свисающих с крыши, ни покрова из костей на полу, ни странных знаков мелом на стенах. В доме было… чисто. Почти уютно: холодный каменный очаг, кровать, покрытая оленьими шкурами, сундук для одежды, старый березовый ткацкий станок, захламленный стол и стул. В тёплом свете лампы она увидела детали спокойной жизни – жизни, проведённой в качестве посредника между народом, который