вот и приехала.
– Маша, прошу тебя… не надо.
– Хорошо, не буду, – молодая женщина тяжело вздохнула. – А дела такие. Решила я навестить Петра Степановича Соколова. Помнишь его? Он был главным врачом в военном госпитале.
– Еще бы мне не помнить его, – воскликнул Орлов. – Так он живет в Ленинграде?
– Представь себе, да. На 25-й линии.
– Но это же совсем недалеко от меня. Удивительно… мы живем почти по соседству, но ни разу за эти годы не встретились. Хотя чему удивляться, ведь я почти нигде не бываю. Каждый день допоздна задерживаюсь в редакции газеты. Даже выходные провожу на работе.
– Ой ли? – Маша лукаво покачала головой.
– Можешь мне не верить, но это так.
– Гриша, а помнишь, как мы мечтали в госпитале о том, кто куда пойдет учиться? Твоя мечта сбылась, ты стал журналистом, а я…
– А ты стала прекрасной медсестрой. Разве не так? Мама мне неоднократно писала, как тебя любят и уважают в деревне, – перебил молодую женщину Орлов.
– Да, это так. Я тоже прикипела всей душой к твоей деревне, полюбила людей, живущих в ней. Кажется, совсем недавно я даже не подозревала о существовании деревушки под названием Озерки, а сейчас для меня нет милее и красивее места на земле. А знаешь, – Маша вдруг засмеялась весело и заразительно, – батюшка Матвей опять учудил.
Маша отбросила со лба непослушную прядь рыжих волос и стала рассказывать об очередной ссоре между батюшкой Матвеем и его супругой. Молодые люди проговорили до двух часов ночи. Вспомнили общих знакомых и друзей, поговорили о свадьбе Наташи и матери Григория, о больнице, в которой работала Маша, и еще о многих вещах, но ни словом больше не обмолвились о дальнейших взаимоотношениях друг с другом.
– Маша, уже поздно, – наконец произнес Григорий и прикрыл рукой рот, стараясь не зевнуть. – Давай ложиться спать. Ты устраивайся на кушетке, а я на полу.
Некоторое время они лежали молча. Маша смотрела в окно, и ей было видно, как молодая, недавно народившаяся луна медленно плыла между двумя темными облаками, озаряя землю мертвым сиянием. Стараясь заснуть, молодая женщина то закрывала глаза и считала до ста, а то несколько раз переворачивалась с бока на бок, но все было напрасно, сон не шел. Близкое присутствие Григория возбуждало ее, и она подсознательно ждала, что тот предпримет какие-то действия в отношении нее. После того как она призналась Григорию в любви, разве что бесчувственный чурбан мог не воспользоваться ситуацией. И пусть он сделает это не по любви, а по зову плоти, для нее не имело никакого значения. Главное, она хотела этого – безумно, каждой клеточкой своего тела хотела близости с ним. Наконец, не в силах выносить подобную муку, Маша сбросила с себя одеяло и приподнялась.
Передернув плечами, точно от озноба, она спросила:
– Гриша, ты спишь?
– Нет, никак не могу заснуть, – признался Григорий и посмотрел на Машу, фигура которой хорошо была видна при лунном свете.
– Вот и я тоже, – Маша встала и, плавно ступая босыми ногами по