уже случалось ездить этим поездом?
– Не этим, но подобным. Порой просто диву даешься, куда эти итальянцы без конца разъезжают и почему в это надо вкладывать столько пыла. В иные дни кажется, что вся Италия встала на колеса в поисках места, где бы обосноваться.
Он говорил с каким-то акцентом, но Кальмар не мог понять с каким.
– Вы инженер?
Вопрос этот снова заставил Кальмара вздрогнуть. Но на этот раз, по крайней мере, его попутчик ошибся.
– Нет, я ничего общего не имею с техникой. Я работаю в отделе образцов, и мой титул, поскольку каждому из нас выдали титул, – коммерческий директор на заграницу.
– You speak Englich?[2]
Кальмар ответил по-английски:
– Я преподавал английский язык в лицее Карно.
– И по-немецки говорите?
– Да.
– А по-итальянски?
– Могу только прочесть меню в ресторане.
На крутом повороте голубая занавеска снова хлопнула и взвилась к потолку, но тут в купе вошел контролер и занялся ею. Провозившись несколько минут и водворив ее на место, он попросил предъявить билеты.
У Кальмара билет представлял собой простой кусочек картона, билет же незнакомца состоял из нескольких сколотых вместе розовых листков. Контролер вырвал один из них и положил к себе в сумку.
Если бы у Кальмара спросили о его впечатлениях от дороги, он не смог бы определить их и, наверное, лишь раздраженно ответил бы, что ему не терпится поскорее приехать домой.
Примерно то же он ответил бы на вопрос о проведенном отпуске.
Кальмар был по горло сыт солнцем, песчаным пляжем, заполненным купающимися, ревом катеров и глиссеров, площадью Святого Марка с ее голубями, где все казалось таким дешевым и где люди покупали бесполезные вещи только потому, что они заграничные. Его изводило все: не прекращавшиеся ни днем ни ночью шум, пение и музыка, детский крик и шаги на лестнице. Ох, как надоело ему за каждым завтраком, обедом и ужином переводить Жозе и Бибу название блюд в меню и пререкаться с ними, какое кушанье им по средствам, не говоря уж о тайном унижении оттого, что комнаты сняты в семейном пансионе, даже без вида на море.
И однако Кальмар знал, что пройдет какое-то время и дни, проведенные на Лидо, покажутся ему самыми яркими и приятными в жизни и он будет сокрушаться, что им не суждено повториться. Так бывало каждый отпуск. Минувший год всегда представлялся ему прекрасным, даже минувшие осень и зима, с их гриппами и детскими болезнями, которые в ту пору так тревожили его. Быть может, он не умел радоваться сегодняшнему дню, а может быть, это свойственно большинству людей? Кальмар сам не мог в этом разобраться, но не решался спросить кого-нибудь, тем более своих коллег по службе, которые несомненно высмеяли бы его.
Вот и сейчас ему было как-то не по себе, и он уже считал часы, оставшиеся до Лозанны, а потом до Парижа. По мере того как шло время, жара становилась все мучительнее. На минуту Кальмар открыл дверь в коридор, но там все окна были опущены и гулял невыносимый