в пансионе были тесные, без удобств, иногда приходилось по полчаса ждать, когда освободится душевая в конце коридора. Дети требовали, чтобы не закрывали дверь в их комнату, так что за целые две недели им с женой удалось урвать лишь несколько минут близости, да и то Доминика непрестанно шептала: «Тише!» или «Подожди!».
Так неужели он заслужил такую кару – за что должен он терзаться раскаянием, как преступник, да и вести себя, как преступник?
Почему его спутник, имени которого он так и не узнал, исчез на перегоне между Домодоссолой и Бригом, где-то в нескончаемом Симплонском туннеле? Судя по его настроению во время поездки, он совсем не походил на человека, собиравшегося покончить с собой. И тем не менее под предлогом, что он торопится на самолет (теперь Кальмар все больше убеждался, что это был только предлог), он дал Кальмару, которого видел впервые, судя по всему, важное поручение.
Что там такое в этом чемоданчике, который стоял сейчас на стуле рядом с ним?
Но если неизвестный не покончил с собой, то почему и каким образом он исчез? Может, кто-то столкнул его с поезда, когда он входил или выходил из уборной?
Такое предположение казалось более правдоподобным – что-то не верилось, чтобы незнакомец скрылся на вокзале в Бриге, смешавшись с толпой. Бриг – пограничная станция, и там проверяют паспорта всех пассажиров как в поезде, так и при выходе в город.
– Мадемуазель!
Он щелкнул пальцами, чтобы привлечь внимание официантки.
– То же самое, пожалуйста!
– Еще раз виски?
А если во французской таможне его попросят – что весьма вероятно – открыть чемоданчик, от которого у него нет ключа?
«Простите, господа… Я потерял ключ в дороге».
Чемоданчик был внушительный, из настоящей кожи, а не из какого-нибудь заменителя. В чем в чем, а в этом Кальмар разбирался, так как почти десять лет имел дело с синтетикой.
Заметно было, правда, что чемоданчик изрядно поношен. Должно быть, его немало таскали по залам ожидания вокзалов, аэропортов, по разным учреждениям. Но замки превосходного качества, это не дешевые замки, которые легко открыть перочинным ножом.
«Господи, пронеси…»
Он не верил в Бога, точнее, давно перестал верить, но, видимо, в глубине души сохранил искорку веры, вспыхнувшую в трудных обстоятельствах. Два года назад, когда Жозе должны были срочно оперировать по поводу острого аппендицита, он тоже шептал: «Господи, пронеси…»
Он даже дал какой-то обет, но, конечно, не помнил какой, поскольку не выполнил его. Что подумают дочь и жена, если узнают, что он задержан в Лозанне по подозрению в убийстве молодой женщины у нее на квартире? А господин Мандлен? А его друг чертежник Боб и все сослуживцы?
– Я вот думаю, мадемуазель, не перекусить ли мне перед дорогой? В парижском поезде есть вагон-ресторан?
– В поезде двадцать тридцать семь? Боюсь, что нет. Могу вам предложить филе из окуня, цыпленка в сметане, пирог со сморчками.
Кальмар не был голоден, но заказал