эти страдания и боль или как хотя бы ускорить?
В общую предродовую палату вошел врач, чтобы провести осмотр всех рожениц. Я взглянула на него с надеждой и с трудом вымолвила пересохшими губами:
– Скажите, пожалуйста, когда можно будет обезболить? У меня уже совсем нет сил. Можно же сделать анестезию?
– О, девочка моя, раньше надо было, а теперь поздно. Скоро в родовой зал пойдем.
Спустя некоторое время я была рада, что тогда мне не досталось анестезии. Что я выдержала и смогла самостоятельно родить. Пусть и не так, как мне впоследствии представлялось идеальным.
***
– Мамочка, смотрите, кто у вас, – слышу я от акушерки.
– Мальчик… мой… Платоша… – мокро и больно в глазах. – Как же он на Женю похож.
И слезы счастья хлынули по моим щекам, и уже ничего не получалось сказать связно. Какое непередаваемое счастье быть причастной к чуду рождения человека в этот мир.
В то мгновение, когда я увидела своего сына, все, что было до этого, перестало иметь значение. Абсолютно не важна была вся эта боль, мучения, выдавливания и разрезы. Он был такой беззащитный и маленький, он был внутри, а теперь снаружи, и все мое тело хотело вновь обвить его собой, обнять руками, прижать к себе и создать ему такой же уютный мир вокруг, какой окружал его еще этим утром.
Платон получил при рождении высокие баллы по шкале Апгар, 8/9. Это говорило о том, что он здоров и полон сил. Его запеленали и положили рядом со мной, но на отдалении и коснуться его я не могла. Только кое-как поворачивалась в его сторону, до боли косила глаза, чтобы видеть его, чтобы осознавать, что он теперь часть моей жизни, мое дитя.
Меня накрыла волна эйфории. Огромное количество гормонов счастья в моей крови плескалось и билось о стенки сосудов. Каждая клетка моего тела была счастлива и будто кричала от радости. Это произошло. Мой сын здесь. Я его мама, случилось вселенское чудо. В этом состоянии я лежала на родильной кровати и хотела только одного, встать и взять своего сына на руки.
Тем временем пришел врач, который должен был зашить мои повреждения. Ускорить роды помогли острые медицинские ножницы, разрез я почти не почувствовала, показалось, большая пчела ужалила меня на пике схватки. Но восстановить разрезанные ткани и сшить их оказалось во много раз больнее, у меня не хватит эпитетов, чтобы это описать. К слову, это просто невыносимая боль. Почему в современном мире до сих пор так мучат женщин и не пытаются сделать эту процедуру безболезненной? Может, чтобы знала, что такое роды. Мучайся. А потом страдай и кричи, когда будут зашивать разрезы или разрывы. Кому что. А у кого-то их даже не бывает.
Когда эта адская процедура завершилась, я все еще наполненная эндорфинами спросила:
– Скажите, когда можно будет снова забеременеть и родить, учитывая разрез и шов?
– Странный вопрос задаете на родильной кровати, – сурово пробормотал доктор.
– Это же