вокзалами!
Он с интересом рассматривал томившихся в ожидании людей. Какие серые лица, плотно сжатые рты, словно война началась. Ни одного яркого пятна, все некрасивы и сосредоточенны. И вдруг – трое в форме. Такие же солдатики. Увидели его, заулыбались, подошли.
– Здорово, землячок! Покурим?
Егор достал смятую пачку, предложил служивым. Закурили, разговорились.
– Может, сходим куда-нибудь, отметим дембель? – подмигнул один из них, чернявый, высокий.
– Да не, мужики, уже опаздываю. Домой надо, – отказался Егор.
– Да брось ты, тут недалеко пивнуха неплохая, – уговаривал второй солдат, невысокий, скуластый.
Что-то напрягало Егора. Лица, не очень похожие на веселые, счастливые мордахи служивых, бегающие, скользящие по сумке взгляды. Прилипчивые какие-то, домой к невестам не торопятся. И волосы под шапками: длинные, отросшие. Где аккуратные кантики на подбритых шеях? Грязные, мятые шинели, нечищеные сапоги, отсутствие подшивы на воротах гимнастерок – да солдаты ли они вообще? Ряженые!
Третий из ряженых, до этого безмолвствующий, вдруг сказал:
– Да че ты так ломаешься? Западло выпить с нами? – он не взял сигарету, поэтому не снял варежки. Варежки…
Егор машинально взглянул на свои руки, одетые в коричневые перчатки. Незаметно скосил взгляд в сторону варежек и вдруг заметил, что некурящий молчун постукивал варежкой по прилавку газетного киоска. Постукивал.
«В варежке спрятана заточка», – обожгла страшная мысль Егора. Никакие это не дембеля, а действительно ряженые бандиты, заманивающие таких вот дурачков, как он, в темные углы, в глухие парадные или подозрительные рюмочные. Народу с Украины, Белоруссии много едет, все с сумками, с деньгами. Бросить сеть, какой пескарь и попадется. Напоят клофелином, или сразу, без церемоний – заточку в бок. А потом дели барыш и жизни радуйся.
Егор метнулся от ряженых в гущу народа, спешивших на перрон к подошедшему поезду. Забрался в вагон и долго не мог успокоится, хотя за окнами давно уже проплывали бескрайние Синявинские болота.
О такой стране мечтал Леха?
Нет, правильно, что не пошел к Пчелину. Не хотел он с ним встречаться по многим причинам. Во первых, внешний вид. Леха, наверное, уже в тузах ходит, весь упакованный. И тут Егор нарисуется, дурак дураком, в шинельке своей. Лишний повод подколоть, ужалить, с легонькой такой подковыркой – Пчелин обожал это дело.
– На шутки обижаются очень глупые люди, – объяснял он, – я так людей проверяю. На вшивость. Мне в команде терпилы и обиженки нафиг не сдались.
– А ты не боишься, что на твою шутку тебе кто-нибудь в рыло даст? – спрашивал Егор.
– Смотря на какую шутку, – пространно отвечал Леха.
К дембелю у Лехи появилась странная кличка – Пасечник.
– Слушай, а почему Пасечник?
Леха стрельнул тогда своими синими, как вода Арала, глазами.
– Пчелин потому что. А за пчелами кто следит? Правильно, пасечник…
Нет,