Своим замечанием Лукас усложнил дело, если не помешал ему.
Зазвонил телефон. Лукас начал подниматься, но его шеф уже стоял у стола.
– Стэффорд, – рявкнул он в трубку.
Несколько мгновений он слушал голос в телефоне с напряженным лицом.
– Госпожа Хильдебрандт, у вашего брата…
Он не закончил. Брат госпожи Хильдебрандт в ту же секунду подскочил с дивана и в три нетвердых шага очутился у стола. Трясущейся рукой он потянулся за трубкой и вырвал ее из руки Стэффорда.
– София? – Легкий тон его голоса резко контрастировал с белым как мел лицом. – Прости, прямо сейчас у меня… кое-какая работа. Что? Нет, что ты. Я позвоню.
Его рука тряслась так, что он не мог положить трубку обратно. Стэффорд аккуратно взял ее и положил за него. Затем подставил стул, и Лукас тяжело на него упал.
– Почему ты ей не расскажешь об этом?
– А зачем? – пробормотал Лукас.
Он схватился за край стола. Его потные ладони оставляли на стекле мокрые отметины.
– Она ведь в конце концов узнает.
– В конце концов… – начал Лукас.
«В конце концов – значит, после твоей смерти, – подумал Стэффорд. – Прозвучало бестактно, да?»
– …я, конечно, не скрою, что мертв, – договорил Лукас. – Но выносить это бессилие для нее было бы хуже.
«А для тебя?» – вновь подумал Стэффорд. Излишний вопрос.
– Ты кому-нибудь еще говорил, Лукас? Кроме меня?
– Своей… бывшей девушке. – Лукас снова усмехнулся. – Если хочешь потерять женщину, достаточно сказать, что она скоро обнаружит в постели твой труп.
«Как она могла так поступить, как могла бросить его в такое время, паршивая бесчувственная сука». – Стэффорд хотел высказать свое возмущение, но слова застряли в горле. Он так часто думал о том, как хотел бы иметь такого сына, как Лукас. Хотел бы он и теперь, с такой болезнью? Он вдруг почти физически чувствовал рядом с собой смерть: смотрел на стул, на котором сидел Лукас, – и на секунду он показался пустым. По спине пробегали ледяные мурашки от страха. Боже, какой ужас смотреть, как он вот так умирает…
Конечно, если б это был его сын.
Еще повезло – что нет.
А стул, естественно, пустым не останется. Придет кто-нибудь другой, кто освоится на этом месте, будто оно принадлежало ему все время. Кто-то. Оптодиски и скрепки в столе разложит по-своему. Может, даже лучше. Это будет энергичная, обаятельная женщина, как, например, Фиона Фергюссон. Смерть будет от нее совсем далеко. Со стеклянной поверхности стола она сотрет отпечатки пальцев Лукаса и положит под нее стереофото из отпуска с парнем; она должна это сделать, ведь как она сможет тут жить со следами такого конца? И все будет предано забвению. Пропотевшая рубашка Лукаса закончит дни на пыльной полке какого-нибудь базара или в пластиковом пакете Армии спасения, откуда ее с удовольствием выхватит бедняк, у которого не будет другой возможности в жизни носить такую элегантную одежду. И ничего не узнает. Как это вообще возможно, что в каждую ее нить не впишутся навеки