Ватсон. – Ворон, влетевший в дом, приносит смерть!
– Джон, успокойтесь, дорогой, – миролюбиво сказал Шерлок. – Не поддавайтесь суевериям! На ленте написано Хугин. Наверное, это имя ворона или его хозяина.
До этого момента птица хранила молчание, важно и гордо, с видом лорда на похоронах, выступая по подоконнику. Как только прозвучало Хугин, ворон распахнул клюв и принялся истошно каркать, чем привел Ватсона в ещё большее замешательство.
– От него веет стужей смерти, – сказал бравый доктор. – А Хугин, если я не ошибаюсь, имя вещего ворона, который служил скандинавскому богу Одину.
– Тогда всё ясно, – сказал Холмс. – Этот ворон живет в Тауэре! Королевская птица! Она занесена в крепостную ведомость, как гарнизонный солдат, под собственным именем. Вот откуда ленточка на ноге! Её кормят каждый день за счет казны, как и других её собратьев, мясом и кровью, чтобы они оставались в Лондоне как залог благополучия империи! Опять суеверие, Ватсон! Только теперь в ранге государственной традиции. В Вестминстере считают, если в Тауэре останется меньше шести воронов, Британская империя погибнет. Поэтому птицам подрезают маховые перья, чтобы не могли улететь, но наш герой долетел до Бейкер-стрит и выглядит очень браво. Представляете, Ватсон, сколь глупы наши враги? Они бессчётное множество раз воевали с англичанами и несли страшные потери в этих войнах, тогда как прикончить нас может кто угодно и когда угодно. Для этого довольно похитить из Тауэра несколько чёрных птиц или же отравить их, главное, чтобы их осталось меньше полудюжины. После этого от величайшей мировой империи, над которой никогда не заходит солнце, останутся одни руины!
– Nevermore![3] – хриплым простуженным басом каркнул Хугин, словно отвечая Холмсу.
От неожиданности приятели опешили.
– Это, часом, не мой братец Майкрофт в обличье ворона? – пошутил Холмс, приходя в себя. – С него станется.
– Вы правы, Холмс, это ворон из Тауэра. Теперь я в этом не сомневаюсь. Эти птицы не хуже попугаев могут копировать человеческую речь, когда слышат её постоянно. Но я не люблю ни Тауэр, где витают тени палачей и их казнённых жертв, ни тем более его воронов, поскольку насмотрелся на этих тварей в Афганистане и знаю, на что они способны. Со мной в госпитале в Пешаваре лежал изрубленный саблей офицер, который потерял ещё и глаз. Этот глаз вместе с веком ему выклевал ворон, когда бедняга валялся на поле боя, истекая кровью. У него были кровавые струпья на ладонях, которыми он защищал от страшной птицы свой последний глаз, а ворон клевал и клевал. Офицера спасли подоспевшие санитары. Вороны не ждут смерти раненого, а рвут его плоть, пока она ещё жива и наполнена горячей кровью. Когда в июле 1880 года мой полк был разбит афганцами в злополучной битве при Мейванде, мы потеряли убитыми половину личного состава и ранеными ещё треть. В том числе мне прострелили плечо и задели подключичную артерию, так что я чудом не скончался от потери крови. Зайди пуля на миллиметр ниже, она бы разорвала сосуд надвое, и всё…