неразумно, пойдя с ним одна. Она огляделась – кругом было море темных лиц и ярко горевшие лампы в сумерках – эта странная картина ввергла ее в смятение. Что она вообще здесь делает? Разве подобает ей сидеть вот так среди черных, почти касаясь их, дыша чесноком и их потом? Почему она не в клубе, с другими белыми? Зачем этот Флори привел ее сюда, в эту толпу туземцев, смотреть это гнусное дикарское зрелище?
Музыка снова ударила, и девушка продолжила танец. Ее лицо было так густо напудрено, что блестело в свете ламп меловой маской с живыми глазами. Это мертвенно-белое овальное лицо и марионеточные движения сообщали ей нечто чудовищное, демоническое. Музыка сменила темп, и девушка запела хриплым голосом. Пение было стремительным, хореическим, и задорным, и неистовым. Толпа подхватила его, и сотня голосов принялась скандировать простой мотив. А девушка, оставаясь в странной согнутой позе, развернулась и стала танцевать, выставив ягодицы на всеобщее обозрение. Шелковая лонджи блестела, как металл. Продолжая вращать руками и локтями, девушка покачивала туда-сюда пятой точкой. Затем – поразительное мастерство, которому и лонджи не помеха, – она стала крутить ягодицами по отдельности, в ритме музыки.
Публика разразилась аплодисментами. Три девочки, спавшие на циновке, проснулись и стали неистово хлопать в ладоши.
Один из клерков гнусаво прокричал по-английски:
– Браво! Браво!
Несомненно, чтобы порадовать европейцев.
Но Ю По Кьин нахмурился и презрительно махнул рукой. Он прекрасно знал вкусы европейских женщин. Впрочем, Элизабет уже встала.
– Я ухожу, – сказала она резко. – Нам уже пора вернуться.
Она отвернула лицо, но Флори заметил, что она покраснела. Он тоже встал в растерянности.
– Однако же! Не могли бы вы остаться еще на несколько минут? Я знаю, время позднее, но… они вывели эту девушку на два часа раньше, чем собирались, в нашу честь. Всего на несколько минут?
– Я не могу, я должна была вернуться уже давным-давно. Не знаю, что мои дядя с тетей подумают.
И она, немедля, стала прокладывать путь сквозь толпу, а Флори последовал за ней, не успев даже поблагодарить участников пуэ за хлопоты. Бирманцы расступались перед ними с недовольным видом. Вот уж эти англичане, сперва все перемутят, вызвав лучшую танцовщицу, а потом уйдут, как только она начнет разогреваться! Едва Флори с Элизабет скрылись из виду, поднялся страшный гвалт – танцовщица отказывалась продолжать танец, а публика требовала продолжения. Однако мир был восстановлен, когда на сцену выскочили два клоуна и стали взрывать хлопушки и отпускать непристойные шуточки.
Флори униженно плелся за девушкой. Она шла быстро, не глядя на него, и какое-то время ничего не отвечала на его слова. Что за нелепость, ведь поначалу им было так хорошо вместе! Он не знал, как загладить вину.
– Я сожалею! Я не представлял, что вы будете против…
– Да ерунда. О чем тут сожалеть? Я только сказала, что пора возвращаться,