таких уму-разуму учить надо, а то дурами помрут.
Овсень догадывался, каким образом раззадоренный угрозами гридь может «поучить» строптивую Василису. В голове услужливо мелькнули сразу несколько вариантов, и ни один мальчишке не понравился.
– Пращуры разгневаются, – робко встрял он в разговор. – Неправильно ратным мужам, славным княжьим воинам, малых да слабых обижать.
Желан было зыркнул на него из-под локтя с выражением лица: «Какой тут клоп пищит в траве?», но все же до ответа снизошел.
– Слабых да малых и не будем. А наглых девиц, возомнивших себя вровень с мужчинами, может, и стоило бы… обижать почаще.
И дружинники тут же заржали, словно жеребцы в княжеских конюшнях. А Овсень потупился, ибо до спора со старшими еще не дорос.
– Да тебе никак глянулась эта Василиса? – вдруг ехидно поднял брови Стоум. – Поди ты, шустрый какой. Не рановато тебе на девок пялиться?
Отрок молча отвернулся и начал собирать вещи, с неприязнью ожидая похабных насмешек в спину.
Глянулась ли ему Василиса? Он и не помышлял об этом до нынешней минуты. И вообще, на девок если и смотрел, то украдкой и с жалостью – такие красивые, звонкие, как птички, что в лесной чаще на рассвете задорно поют, прославляя новый день. Им бы жить да радоваться, так нет, к чудищу едут на убой.
Душа Василисы плавилась Перуновым огнем от чужих обид, как у закаленного боями воина и защитника, Овсень это чувствовал. Незаконный сын, он хлебнул горького яда несправедливости досыта – старшие сводные братья зло потешались над мальчишкой с раннего детства. К князю в услужение он пошел с огромной радостью, надеясь избавиться от издевательств и насмешек. Стало проще, но Овсень все равно робел, когда при нем зазря обижали других.
А Василиса ни капли не робела. Паренек не мог ею не восхищаться. И отчаянно завидовал.
Но взрослые дружинники насмехаться не стали, вместо этого переглянулись – и с видимым облегчением приказали именно ему везти строптивую девчонку через болота. А Овсень вдруг понял, что рад этому решению. Кукиш показывать ведьме больше не хотелось. А вот поговорить с ней о разных диковинных вещицах, о колдовстве, об иноземных чудищах – очень даже. Вдруг снизойдет до болтовни, чтобы время в дороге скоротать?
Правда, в самом начале пути возникла заминка – Добронрава наотрез отказалась ехать на одном коне с Желаном, хотя он наступил на горло привычной песне и даже попытался ласково ее убедить. Демонстративно подошла к Топольку, махом покрасневшему до самых кончиков ушей, и буркнула: «С тобой сяду».
Желан виду не подал, что рассердился на отказ, только желваки на скулах заиграли. Поехал в итоге впереди и молча, с маленькой Цветкой за спиной. Та сидела, судорожно вцепившись в воинский пояс – ноги не доставали до стремян, и девочка качалась в разные стороны, как плохо притороченный к лошади куль с мукой. Но больше всех не повезло Даренке, которой пришлось делить одну лошадь со старым и плохо пахнущим Глуздарем.
Дорога расстилалась впереди ровнехонько, как